– Добро! – сказал староста. – Т-теперь все услышат.
– Во-во, и монголы тож! – съязвил неизменный спутник старосты, носатый Додоль. – Колокольный звон да-а-а-леко слышно.
– Не каркай! – одернула носатого жена. – Коров вон лучше подгони!
С рассветом село опустело. Последние сбеги еще шли по дороге к лесу, еще звучал над селом людской гомон, мычание скота и собачий лай, а на равнине в юго-восточной стороне что-то затемнело. Звонарь на колокольне случайно глянул в ту сторону – и обмер от страха.
– Чего замолк? – Отец Варсонофий толкнул звонаря в бок. – Бей!
– Так я что? Вон что! – Звонарь показал рукой.
На белой равнине у самого горизонта показалась черная россыпь всадников. Издали они казались крохотными, просто черными точками, которые медленно перемещались по равнине. С колокольни было видно, как чернота у горизонта вытягивается в длинное щупальце, ползущее в сторону села.
– На Новгород идут, – всхлипнул звонарь.
– Бросай все! – скомандовал отец Варсонофий. – И живо вниз.
Звонарь не заставил священника дважды повторять приказ. Сам батюшка был спокоен: самое ценное из церковной утвари уже увезли в лес, матушка-попадья и семь детей Варсонофия тоже успели уйти. Поэтому священник не стал покидать село; он вернулся в церковь и первым дело начал совершать то. что всегда делал по утрам – затеплил лампады перед образами. А потом он начал молиться, и молитва его была о спасении села и его жителей. Он продолжал молиться, даже когда отчетливо стал слышен гул от тысяч конских копыт.
У самой околицы села пятеро мужиков с надсадными криками вытаскивали из сугроба застрявшие сани, доверху груженые досками. Рядом несколько ребятишек с интересом смотрели на это зрелище.
– Ну, давай поднажми! – кричал хозяин саней, пузатый крепыш с растрепанной бородой. – Поднажми, братцы! Тащите их, проклятых! Вот ведь засели, язви их в душу!
– Брось ты их, – посоветовал проходящий мимо человек с лицом пьяницы. – На кой ляд тебе дрова-те!
– А ты иди своей дорогой. Не твоего ума то дело!
– Смотри, достоишься тут. Монгол-то прет. Ён уже недалече, к селу скачет.
– Чего? – Мужики, тащившие сани, переглянулись. – Недалече?
– Говорю, ён быстро скачет.
– Не слушайте его! – завопил толстяк. – Тащите сани.
– Да иди ты со своими колодами! – зло сказал один из мужиков. – Пошли, православные, пущай сам тащит, коли ему надь!
Хозяин брошенных саней разразился вслед уходящим проклятиями и ругательствами. Мужики не слушали его – припустились к лесу. Сплюнув, толстяк принялся выпрягать из саней серую лошаденку с испуганными глазами. Гора досок и сухого кругляка на санях, крепко привязанная к ним веревками, была явно лошадке не по силам.