Квартира Лемеховой не производила выдающегося впечатления, хотя обстановка свидетельствовала о достатке. Было в ней что-то общее с ее рабочим кабинетом, только здесь все выглядело скромнее. Объяснений могло быть два: либо Ксения Александровна равнодушна к домашнему уюту, что в принципе возможно – она целыми днями на работе, либо «Медею» она декорировала по своему вкусу, но не на свои деньги.
Она пригласила его в столовую. Там был накрыт журнальный столик, посредине возвышался медный самовар с искусственными вмятинами на боках и короткой трубой, которую венчал черный, на вид чугунный сапог. Турецкий сразу за стол не сел, не спеша прошел в ванную, долго умывался, глядя в зеркало, собирался с духом. День выдался тяжелый, и он растратил слишком много нервной энергии на бесполезное ожидание звонка из Москвы. Лемехова, конечно, чертовски хороша, но времяпрепровождение в ее обществе не назовешь отдыхом, нужно держать себя в тонусе. Во всяком случае, до сих пор было так, как дальше – будет видно.
Пока он совершал туалет, что-то произошло. Ксения Александровна разговаривала по телефону, лицо ее было белым от злости. С полминуты она молча слушала, потом прокричала: «Какого черта!» – и швырнула трубку.
– Рыжов поднимается! – процедила она сквозь зубы. – Только его нам не хватало. За что эта грымза внизу зарплату получает?!
Переступив порог, Рыжов скользнул взглядом по Турецкому и не поздоровался.
– Пойдем на кухню. – Он взял Лемехову под руку, но она вырвалась:
– Не распоряжайся здесь!
Лемехова принесла еще один прибор, и они уселись втроем вокруг самовара.
– У тебя пятнадцать минут, – она поставила перед Рыжовым электронный будильник в форме жаворонка и запустила секундомер на обратный отсчет, – не уберешься, я попрошу Александра Борисовича тебя выставить. Думаю, он сделает это с превеликим удовольствием.
– Ксения, у меня к тебе деловое предложение. Мне нужен кредит – сорок тысяч на семнадцать дней.
– Сорок тысяч чего?
– Не выделывайся! Баксов, само собой.
– Под какие гарантии?
– Под мою голову.
– Под голову ты уже брал в мае, на семь дней, и до сих пор не вернул, голова и так моя. Другие части тела меня не интересуют.
– То был особый случай, я же тебе говорил! А сейчас просто наклевывается расклад, грех упускать. Отдам сразу все.
– Ой ли?
– Сорок точно плюс процент плюс половину старого – пять штук.
– Ты еще не определился с залогом.
– Не хочешь голову, пусть будет мое честное слово.
– Какое-какое слово?! Евгений! Тебе в цирке нужно выступать.
– Почему ты меня оскорбляешь? Я тебя когда-нибудь обманывал?