– А я и говорю, – скучным голосом заметил Монахов, – зачем это все? К тому же он сердчишком слаб. Опять же, как ты, Родион Алексеич, заметил, потоки… Волнения, значит. Всяко может случиться. Все под Богом ходим. Ему и принадлежим со всеми грехами своими…
– Так ведь Бог – он пока еще примет решение! – хмыкнул Тютюнник.
– Бог-то он Бог, да сам не будь плох. Слыхал, поди, такую присказку? А про что она? Вот то-то… Тут, правда, еще одна непредвиденная ситуация возникла. Не знаю, как отнесетесь…
– Неприятная? – поднял брови Тютюнник.
– Как поглядеть. Слыхал я, из Москвы следака прислали, это по Варавве тому. Надо понимать, местным кадрам вроде бы как уже и доверия нету? Не справляются сами?
– Так решения принимались в Генеральной прокуратуре, a сам генеральный постоянно глядит в рот президенту и ждет, чего тот скажет. – Алексеев не хотел бы рассуждать дальше на эту тему, но уже сказанное требовало продолжения, которого от него ждали собеседники. Это ведь тоже – своего рода тест на прочность губернаторской позиции: как он отреагирует на присылку варяга. – Я думаю, ничего страшного или оскорбительного для нас тут нет. Пусть роет.
– С одной стороны так, – кивнул Монахов. – А с другой – вроде как недоверие. Новая-то метла в угро, поди, еще и не освоилась, а тут нате вам!
– Не надо, Савелий Иванович, – поморщился Алексеев, – казаться большим католиком, чем папа римский. Или у вас тут имеется свой личный интерес?
Он заметил, как Монахов искоса глянул на Тютюнника и отвернулся, неопределенно пожав плечами. Мол, нужно мне это все как зайцу стоп-сигнал. Не ответил на вопрос. Но Алексеев понял несказанное. Ну еще бы, стал бы «пахан» поднимать вопрос о следователе из Москвы, если бы сам не имел к делу отношения! Фигуры и Вараввы, и Каждана не были интересны Родиону Алексеевичу. поскольку серьезной опасности для него не представляли. Но раз их убрали, причем обоих и довольно дружно, – значит, кому-то они крепко наступили на мозоль. С другой стороны, концерн «Северо-Запад» – серьезный конкурент на рынке. А раз так, то и заказчика надо искать в верхних сферах, возможно что и в Москве. Оттого, поди, и Генпрокуратура так оживилась. Но сказал он другое:
– Я вспомнил, по молодости дело было… Работал в одном объединении. Много туда молодежи пришло, толковые ребята. А вот с шефом не повезло. Такая сволочь оказался! Дышать не давал. Думали, соображали, чего делать. Жаловаться? Так он у начальства в большой чести. Коллективную телегу накатать? А в ту пору за организацию «коллективки» органы могли так жопу надрать, что, как ты говоришь, Юрий Львович, мало не покажется. Короче, придумали. Молодые же, повторяю, все были. Уговорили одну девку – вот такая была оторва! – Алексеев показал большой палец. – Сказали, что ее физиономия нигде фигурировать не будет. Согласилась. Прошла неделька-другая, она и говорит: «Готов, созрел полностью». Ну, поработали мы в отсутствие шефа в его кабинете, народ-то хоть и молодой, но опытный, с тонкой прибористикой дела имели. А тут и она, красотка наша. Завалила она нашего сукиного сына на его же письменный стол и так ловко отодрала, что наша кинокамера на его выпученных глазах сосредоточилась. Ну и на ее ляжках. Словом, вышло все в самом лучшем виде. – Алексеев заулыбался, отдавшись приятным воспоминаниям.