Атаманы писали царю, что крымский хан Бегадыр Гирей приходил под Азов с большим войском и требовал именем султана вернуть Азов, что у них была битва пять дней и пять ночей, что разгромленный хан бежал, как побитая собака, в Бахчисарай.
Атаманы и казаки писали, что всегда будут вместе с запорожскими казаками неоплошно служить великому государю.
«Мы, – говорилось в донской отписке, – не токмо что город сдать не можем, но не дадим с городовой стены снять и одного камня. Мы брали Азов для твоей, царь, вотчины, для счастья и к великой чести твоего наследника Алексея Михайловича…»
Царь лежал в постели. Недуг сковал его силы. Но он сам захотел вести беседу с Томилой Бобыревым, и без лишних людей.
Томила вошел в опочивальню царя, низко поклонился и заговорил, не дожидаясь вопросов:
– Царь! Донские атаманы желают тебе скорейшего выздоровления. Без тебя на Дону дела не сладятся. На что я, холоп твой, имел подозрение к донским атаманам и казакам, и то убедился воочию, что они, страдальцы наши, живут не воровством, не разбоем, а правдой и верой в силу твою, государь, в силу земли нашей и государства.
Царь, удивленный такими словами, приподнялся в постели, поглядел на великана, почесал бороду и не спеша сказал:
– Откуда ты, такой молодец, пришел и где уродился?
– Родился я, батюшка царь, на Валуйках. На Валуйках с землицы питался, пил воду студеную, ел кашу пшенную да хлеб ржаной. На Валуйках земля хорошая. Посади там сухое зерно, и то здорово вырастет. Мать моя, отец-батюшка там же росли, с меня ростом были. На русской земле, если ее возделывать, не такие еще уродятся.
– Складно сказываешь, молодец, – сказал царь, поднимаясь повыше, – складно. Тебе бы быть у меня в ближних людях.
– Да я и так близко. Прикажи слетать на Валуйки – слетаю мигом. Прикажи прилететь к тебе – в любой час дня и полуночи прилечу. Прикажи дело сделать царское, во имя земли русской, в любом краю государства Русского, – все для тебя сделаю.
– Да ты ведь молод еще, а так уже опытен умом.
– То мне, батюшка государь, неведомо.
– Не скрою, Томила, – сказал царь, – ты мне прибавил сил и здоровья, вселил в меня надежду и ободрил.
Царь опустился на подушку, довольный словами Томилы.
– Сказывай все, что видел там, на Дону и в Азове, и что тебе там полюбилось?
– Великий царь-государь, все полюбилось. Они, что муравьи, лепят стены крепости. А для чего? – подумал я. Для силы и крепости твоего государства. Они головы свои складывают каждый час. А для чего? Во имя твоего государства. Они траву едят, ежели им хлеба от тебя не досталось, рыбехой питаются, солнцем согреваются, а для кого? Для тебя, великий государь, для твоей русской земли. Их, казаков и атаманов, послы русские поносят и в Крыму, и в Стамбуле перед султаном и султанятами, уверяя их, что-де если казаки и впредь станут ходить на море, то государь из дружбы к султану стоять-де за них не будет. А те им твердят: донских казаков каждый год наши люди побивают многих, а все их не убывает. Сколько бы их в один год ни побили, на другой год их еще больше с Руси прибывает. Если бы, говорят турки, прибылых людей на Дон с Руси не было, то мы давно бы уже управились с казаками и с Дона их сбили.