– Право дело! – крикнули дружно другие.
– Московские люди, простые и знатные, провожали нас из Москвы в воскресный день. Аль не завидно?! Стрельцы сопровождали нас до Коломны. Оскольский воевода щедро поил, кормил, людей своих дал в провожатые. Все царские пожалования и награды даваны нам по совету и немалой помощи князя Димитрия Михайловича Пожарского, который прямо и доподлинно сказал царю всю правду об Азове и нашей верной службе. Великой памятью хранить нам следует его старанья.
– Будем, хранить! – закричали многие, и атаман Татаринов засиял от радости и счастья.
И тут завистливые братья Яковлевы, да и другие жадные люди стали спрашивать:
– Какая цель была у Татаринова скрывать от войска, какие награды он сам получил от царя?
И словно в сухую солому искру бросили. Какому казаку и атаману не выжигали душу, не ранили, словно кинжалом острым, сердце царские подарки! Кому не хотелось пить вино да мед в палатах царских, получить и свезти на Дон царское жалованье или скакать на родину под знаменем, пожалованным самим царем! А больше всего каждому казаку хотелось раздобыть в Москве надежный тульский самопал!..
– Сколько вам было давано вина да меду царского! – кричал один.
– Сколько плачено денег на человека – докладывай по росписи и без утайки! – кричал другой.
– А где будары, груженные добром, вином и хлебом, которые отправились от Воронежа вниз по реке? – выкрикивал третий.
И тут пошло нескладное! Заплелись сказки-присказки. Полезло зло в глаза, так и выросли до небес ложь и человеческая зависть.
– Держись за гриву, бо за хвист коня не здержишься! – сказал молодой, безусый казак, острый на язык и быстрый во взгляде. – Вот так ложка дегтю да спортила бочку меду!
– Досказывай! – крикнул снова Корнилий.
А кто-то из запорожцев ему в ответ:
– Мале цуценя, тай те гавкае! Не балуйся з ведмедем – задавить!
Корнилий злится, косо поглядывает, сопит. Вот тут-то можно бы в мутной водице рыбешку словить. Стоит, уши вострит – слушает.
Татаринов поясняет:
– И тут же старанием князя Пожарского нас награждал царь и щедро и ласково. Давано нам государева жалованья на поденный корм вчетверо больше против прежних выдач.
Завистники так и ахнули:
– И когда ж то делалось на Москве?! О господи, помоги разобраться! Неслыханно!
– Князь Ахмашуков-Черкасский, – сказал Татаринов, – был тоже в великом недоумении. Вертел-вертел бумагу в Большом приказе да выдал станице деньги сполна. Мне, атаману, четыре алтына на день, есаулу Петру Щадееву – два алтына и две деньги, а казакам, двадцати одному человеку, каждому по два алтына на день.