На несчастного зама по АХЧ было больно смотреть! Глаза его потемнели, а лицо, напротив, стало совсем бледным и покрылось мелкими бисеренками пота. Еще и тотальный обыск?! Боже, какой позор! Когда известие об этом дойдет до родителей, особенно некоторых, разразится громовой скандал. Но противодействовать Гурову он не сможет, это Харцилевич понял сразу же, как только увидел милицейского полковника.
– Организовано? – растерянно переспросил он. – Жилой этаж – второй, тот самый, где мой кабинет и кабинеты других административных работников. Это по центру здания, а в двух боковых крыльях… Там их комнаты, они спланированы, как гостиничные номера, на четырех человек каждая, с отдельными санузлами. На первом этаже – спортивный и актовый залы, столовая, мастерские, видеосалон, компьютерный центр. Там же медпункт, сауна, кабинет психологической разгрузки… На третьем этаже – учебные классы, преподавательские, кабинеты директора и его зама по воспитательной работе. Есть еще подвал, там котельная, склады, подсобные помещения. Но, во имя всего святого, зачем вам нужен обыск?! Что вы хотите найти?!
Гуров промолчал, но поглядел на Льва Абрамовича очень выразительно. Взгляд был такой, что задавать еще какие-то вопросы Харцилевичу резко расхотелось.
– Сейчас вы займетесь тем, что выведете всех, кто находится на данный момент в интернате, во двор, – сказал Гуров. – «Всех» – это значит попросту всех, и воспитанников, и преподавателей, и технический персонал. Что им сказать и как объяснить? То и скажите, что проводятся оперативно-следственные мероприятия, связанные с двумя тяжкими преступлениями, с убийствами. И придется им в этих мероприятиях поучаствовать. У вас сорок человек списочного состава воспитанников? Превосходно. Срочно проверьте, все ли из них на месте, не отсутствует ли кто с утра. Это ваше дело, как. Устройте перекличку, опросите преподавателей, кто пропустил утренние занятия. В первую очередь это касается старшей возрастной группы. Я же пока останусь здесь, в вашем кабинете.
Харцилевич только тяжело вздохнул. Он уже проникся мыслью, что распоряжения Льва Ивановича Гурова придется выполнять беспрекословно.
– Вы, господин полковник, завариваете кашу, расхлебать которую будет весьма тяжело, даже с вашим положением и возможностями, – сказал он сдавленным голосом. – Потому что положение и возможности некоторых людей, связанных с «Палестрой», куда выше ваших! Вы можете мне не верить… Увы, есть вещи, которые нельзя объяснить. Их можно только понять, почувствовать самостоятельно, на своей шкуре.