– Черт возьми. – Зотов встал и расправил плечи. – По-вашему, милиция хочет убедить преступника, что он может спокойно уезжать? Возьмет его с деньгами, то есть с поличным?
– Я считаю так, а вы? – Семин взглянул на часы и встал. – Уже восемь, пора собираться.
– Действительно. – Зотов прошелся по номеру. – Я уже собрался. Вы проводите нас? Ба! – Он посмотрел на всех недоумевающе. – Как мне раньше не пришла такая мысль? Валентин Петрович, если вы так здорово разгадали хитроумный план уголовного розыска, то почему не разгадает преступник? Он не возьмет с собой похищенные деньги, и улик против него не будет.
– Верно, вы абсолютно правы. И знаете, что я решил, Михаил Алексеевич? Я остаюсь еще на неделю, хочется посмотреть финал.
– Оригинальная мысль, Валентин Петрович. За ее оригинальность вы и угостите всех присутствующих ужином. Прочтите вслух, Марина Сергеевна. – Зотов показал на листок, который Марина, забывшись, смяла и бросила на стол.
Все посмотрели на мятый клочок бумаги. Марина взяла его, расправила и прочитала: «Мы остаемся».
– Я прошу у суда чрезвычайной меры наказания. Я закончил. – Прокурор закрывает лежащую перед ним папку и садится.
Председательствующий объявляет:
– Слово предоставляется адвокату. Прошу.
– Закон обязывает меня, как представителя интересов подсудимого, предложить вашему вниманию все те обстоятельства и доводы, которыми опровергаются возведенные против подсудимого обвинения и смягчается его ответственность. Заранее предупреждаю суд: я не могу облегчить вашу задачу, наоборот, я боюсь ее затруднить.
Адвокат выходит из-за стола.
– Только что мы слышали речь прокурора. Он был справедлив и логичен. И пусть меня не сочтут алогичным, но я, полностью принимая все его доводы, считаю возможным не согласиться с его выбором меры наказания. В своем выступлении хочу ответить моему уважаемому процессуальному противнику. Товарищ прокурор, вы зря отсекали мне возможность искать оправдание обвиняемому в пагубном влиянии его воспитания и сегодняшнего окружения. Я ни слова не скажу о его покойных родителях, школе, комсомольской организации и товарищах. Мой подзащитный шел к своему сегодняшнему положению самостоятельно, сознательно и не находился, насколько мне известно, ни под чьим влиянием. Поэтому он несет ответственность за содеянное единолично.
Речь прокурора – сплав гнева и презрения, гнева и возмущения образом жизни подсудимого.
Не гнев, не презрение, а обыкновенная человеческая жалость наполняет меня с того дня, как я познакомился с делом и жизнью подзащитного. Жалость и боль, потому что с черствостью, цинизмом и равнодушием этого человека может сравниться только его несчастье. Возможно, что в моем выступлении излишне много эмоций, но я не скрываю, что моя цель – причинить вам боль. Когда вам станет больно, нестерпимо больно, когда вам станет жаль обвиняемого, когда вы заглянете в бездну его падения, поймете все его ничтожество и несчастье, то не сможете вынести приговора, которого требует представитель обвинения. Нельзя убить мертвеца!