«РАЗБИТЬ ВСЕ ЗЕРКАЛА!» - вспыхнуло в его голове. Каждая буква горела огнем.
Лучший убийца Венеции на глазах ожил. Тело само собой метнулось к ближайшему зеркалу, сандедея с силой ударила по стеклу, круша его в брызги. Сердце на миг замерло, ожидая, что из пустой рамы выйдет отражение мертвого стекольщика, но там ничего не было. Выходит, если разбить зеркало снаружи, тварь, заключенная в нем, так там и останется!…
Увидев, что стало с их собратом, семеро остальных удвоили усилия. Филиппо же торжествующе захохотал (впрочем, в голосе отчетливо слышались истеричные нотки) и побежал по кругу, молотя великолепные зеркала в осколки. Восьмому карлику почти удалось вырваться - еще бы чуть-чуть, и стекло раскололось бы уже с другой стороны…
Покончив с последним, Филиппо на миг замер неподвижно. А потом сорвался с места и выбежал в коридор, уже не вспоминая о том, чтобы отрубить Кадуччи голову. Он несся так, словно на пятки ему наступали сами черти, по пути заскакивая в каждую комнату, и круша, круша, круша все новые и новые зеркала!
Никогда в жизни он не чувствовал такого холодного, липкого ужаса, как сегодня. Порой зеркала, которые он уничтожал, оставались просто зеркалами. Порой он обнаруживал в них все тех же горбатых карликов, яростно стучащих с другой стороны. Кое-кто из них даже добился некоторого успеха - один воспользовался тяжелым медным подсвечником и почти успел пробиться наружу. Но сандедея Филиппо все же опередила его на какое-то мгновение, оставив и от этого зеркала одну только раму.
Наемный убийца прошелся по дому стекольных дел мастера несколько раз, пока окончательно не убедился, что в нем не осталось ни единого целого зеркала. Ему было дьявольски страшно оставаться в этом колдовском логове, но еще страшнее было покинуть его, не зная точно, что зазеркальные твари уже не выберутся из-за ужасных стекол. Только полностью успокоившись на этот счет, он отважился убраться.
На улице царило то же спокойствие, что и два часа назад, когда он только заходил внутрь. У венецианских ка толстые стены - ничей сон не был омрачен шумом разбиваемых зеркал. Филиппо с огромным трудом вскарабкался на ближайшую крышу и отправился домой привычным путем. Теперь он еле плелся, уже не чувствуя себя спустившимся с небес Меркурием.
Возвратившись в свою уютную квартирку, он первым делом запер дверь на ключ, предварительно убедившись, что никто не видел, как он возвратился с «ночной работы». Хозяин дома полагал, что его квартирант - бедный художник, и Филиппо не собирался его в этом разубеждать.