— Так с чем пожаловала, счастливая приёмная мать? — он сделал ударение на принципиальном для неё эпитете.
Лита поднялась на ноги, положила горячую ладонь на запястье собеседника, и увлекла его вглубь комнат. Оказавшись, наконец, в самой отдалённой части покоев — спальне (здесь тоже благоухал букет ониц, будь они неладны), эльфийка закрыла двери и повернулась к магу:
— Прости за слёзы. Я очень зла и унижена. А, самое главное, я лишь пешка в руках свёкра. Как, впрочем, и мой похотливый муженёк. Однако Йонех не учёл того, что доведённая до отчаянья женщина — опасный противник.
Волшебник кивнул. Всё ясно, сейчас в его рукав ляжет козырь. И, возможно, даже не один:
— Рассказывай. — Он сел на круглый, обтянутый бархатом пуфик и приготовился слушать.
Вообще, Торой не привык внимать женским откровениям. Последний раз он слушал подобные жалобы в далёком детстве. Тогда у юного мага ходила в подружках дочка золдановского повара — смешливая веснушчатая Тьяна. Эта егоза так славно умела веселиться и шкодить, что Торой не обращал внимания даже на то, что она была вредной и непочтительной девчонкой. Тьянка никогда не церемонилась со своим дружком-магиком, могла и толкнуть, и ущипнуть, и ножку подставить. Иными словами, вела себя как ровня, попирая авторитет Тороя, хотя тот неоднократно грозился превратить её в жабу.
Тьянка в ответ только заливисто смеялась и показывала ученику королевского чародея язык. Конечно, бывали дни, когда хохотушку Тьяну пороли до синяков (девчонка, знаете ли, была не промах спереть чего-нибудь у папаши на кухне). Тогда-то дочка повара приходила к Торою вся в слезах, потирала кровоподтёки на мягком месте и от души жаловалась на «батяню». И, хотя Тьянка никогда не просила о помощи, юный волшебник добровольно лечил магией рубцы, оставленные розгами. Так вот, Тьянка была единственной женщиной, откровения и жалобы которой Торою доводилось выслушивать.
Впрочем, это обстоятельство не смущало волшебника. Он давно усвоил, что в разговорах с женщинами главное — молчать, слушать и кивать в тот момент, когда они набирают в грудь воздуха для очередной тирады. Ведь разговор женщины с мужчиной — это, на самом деле, растянутый во времени монолог. Потому маг расположился поудобнее и с интересом воззрился на гостью.
Лита тем временем забралась с ногами на кровать, потеребила в руках рыжую косу и со вздохом (так похожим на вздох Тьянки, что у Тороя даже дрогнуло сердце) начала:
— Ты ведь знаешь, что браки в родовитых эльфийских семьях мало связаны с любовью? У нас вопросы супружества решают старейшины рода. Вот и меня выдали за Натааля, не спросив согласия. Ну да, ладно. — Эльфийка слабо махнула рукой. — И вот, недавно выяснилось, что муж изменял мне. Это так унизительно! Он променял честь семьи на любовь обычной человеческой женщины, которая и красавицей-то не была! И, конечно, настал день, когда эта история всплыла во всей своей неприглядной наготе и стала достоянием семьи. Но даже не это самое унизительное. Самое унизительное в том, что отныне я вынуждена воспитывать