коня и всё же приходилось самой тащить бесчувственное тело, упираясь изо всех сил. Колдунке казалось, что каждый новый шаг станет последним — вот-вот, ещё немного и она умрёт от усталости прямо в сугробе. Слёзы упрямства и злости катились из глаз, смешивались с потом, капали с подбородка и, словно переливчатый бисер, падали в снег.
Люция знала — она не упадёт и не умрёт. Она дойдёт до сторожки, во что бы то ни стало — добредёт, доковыляет, доползёт, дотащится!
* * *
Когда домушка и впрямь вынырнула из сумерек, остатки сил разом покинули девушку. Колдунья рухнула в сугроб и зарыдала от облегчения, сминая руками снег. Дошла! Дошла!!! Теперь осталось самое малое — протащиться последние три десятка шагов. Но как раз на это-то сил и не осталось. Сторожка — низенький приземистый домик — казалась чем-то недостижимым, невероятным.
Кое-как ведьма поднялась на ноги, ухватилась за углы плаща и бросила измученное усталостью тело в последний отчаянный переход. Люция тащилась до крыльца едва ли не четверть часа. Про себя девушка уже решила, что сторожка будет заперта и придётся разбивать маленькое оконце да пытаться протиснуться внутрь утомительным способом, но… Видимо, иногда случаются чудеса. Дверь оказалась открыта. Причём открыта настолько, что внутрь сторожки уже намело достаточно снега.
Колдунья щёлкнула над головой окоченевшими израненными пальцами, и болотный огонёк послушно просиял, окрасив всё вокруг изумрудом. С переливающимся огоньком над головой ведьма шмыгнула внутрь тёмного домика.
Внутри сторожка оказалась вполне обжитой. Очаг, конечно, зиял чернотой и холодом, но в остальном… Впрочем, Люции было уже всё равно. Распахнув дверь настежь, девушка кое-как втащила в дом Илана, а затем и мага, злобно ругаясь сквозь стиснутые зубы. И уж точно, даже поскитавшийся по свету Торой, наверняка, не знал половины забористых ругательств, которыми сыпала его юная спутница.
* * *
Маг очнулся, когда кто-то заботливо приподнял его голову и поднёс к губам ложку с горячим травяным отваром. Волшебник кое-как разлепил веки и увидел над собой сосредоточенное осунувшееся лицо Люции. Девушка осторожно влила ему в рот снадобье. Торой сделал несколько глотков, после чего глаза против воли снова начали слипаться. Сквозь дурманное забытьё маг покорно пил всё, чем его потчевала ведьма. Травяные отвары были терпкими и горькими, но от них становилось легче — отступала боль, а тело сковывала дремотная истома.
Торой ещё заметил, что откуда-то тянуло даже не теплом — настоящим жаром яростно пылающего очага и слышался треск поленьев. Волшебник хотел было спросить, как он и его спутница оказались под защитой четырёх стен, но, разумеется, не смог.