– Надень ему наручники и прикрой халатом, – говорю я Ермоленко. – Сейчас очухается…
Двадцать пять минут третьего. Меньше получаса потребовалось для развязки операции, начатой шесть дней назад. Шесть дней розысков, междугородных переговоров, психологических поединков, морского и воздушного вояжей и одной рискованной схватки. Разве выразишь в этом коротком перечне все, что было пережито в эти тревожные дни! Если бы не удар Нодия, Гетцке еще мог бы попытаться уйти. Но не ушел бы!
Я все рассчитал точно, кроме халата, из которого он так удачно выскользнул почти у самой двери на палубу.
Пауль открывает глаза, удивленно оглядывает окружающих, пробует двигать руками, скованными наручниками, поправляет плечами с трудом напяленный нами пиджак. Говорить он не может или не хочет, только опускает веки, чтобы не видеть нас.
– Дайте ему коньяку, – говорю я.
Он сжимает зубы и отворачивается.
– Конец, Пауль, – заключаю я.
По коридору слышатся чьи-то шаги. Теплоход просыпается.
В Одессе, что уже согласовано с капитаном, мы сходим первыми, как только опускается трап. Впереди Ермоленко, за ним Лежава и Нодия, поддерживая под руки опустившего голову Сахарова, который теперь уже не Сахаров, а Волошин-Гетцке, последним я, сразу попадающий в объятия «Тараса Бульбы».
– Спиймали все-таки того чоловика! – радостно возвещает он.
– Поймали, Тим.
– Значит, на вареники ко мне не поедешь?
– Не поеду, Тим. Приедешь ты ко мне. Вызовем для опознания.
Волошина уводят к ожидающей нас тут же на причале машине.
– Проводи Галку, Тим, – говорю я. – Пусть ожидает меня в аэропорту.
– До побачення, – кивает он.
Еще одно прощание с прошлым, а впереди уже разговор с генералом.
– Поздравляю, Романыч, – слышу я в ответ на мой краткий доклад, – а у нас тоже хорошие новости…
Я жду продолжения.
– Сахарова все-таки явилась с повинной. Все подтвердилось. Ты как в воду смотрел.
– Задержали?
– Зачем? Показания записали. Все ясно. Никуда она не сбежит и от суда не уйдет. Только в строгости приговора я, честно говоря, сомневаюсь.
– А как с Волошиным?
– Проще простого с Волошиным. Дело доведет Корецкий. Вот так.
Я не могу скрыть разочарования.
– Почему он, а не я?
Генерал долго молчит. Я слышу, как он постукивает пальцами о стеклянную доску стола.
– У тебя другая задача, Романыч, – наконец говорит он. – С Волошиным, по сути дела, все уже кончено, а вот Тамара Сахарова по возвращении домой сняла медную дощечку с двери. Не случайно сняла, ты сам предполагал нечто подобное. Мы, конечно, вернули дощечку на свое место, и теперь в квартире наши люди. Ищем связей и, безусловно, найдем. Вот ими ты и займешься. Только это, конечно, другое дело.