— А ты меня спросил?
— Нет и не собираюсь! — окрысился Сергей и попытался лягнуть Платона, как учили на секции восточных единоборств. Платон таких тонкостей не знал, хотя в юности дрался частенько и порой жестоко. Сейчас, покуда Серёжа разворачивался на месте и силился задрать ногу на должную высоту, Платон попросту саданул сапогом по другой ноге, и Серёжа с воплем полетел на пол.
— Запомни, мразь, мне до всего дело есть, а уж за свою дочь я тебе башку оторву. Ты сначала деньги верни за квартиру, а потом рассуждай, кто здесь жить будет.
— А у вас документы есть? — Сергей понимал, что взбешённому тестю не стоит этого говорить, но удержаться не сумел. — Тут всё на меня записано, ваша сучка тут из милости жила.
Документов у Платона и впрямь не было никаких. Квартиру покупали, вынул из-за пазухи деньги — и отдал. И подарки тоже — ходили с Фектей и Шурой по магазину, выбирали. Потом, ради экономии, везли мебель на своей лошади. Какие тут могут быть документы? — чеки и то не сохранились. И от этой Сергеевой правоты стало вдвойне обидно.
— Из милости?… - прохрипел Платон. — А это вам кто покупал? — тяжёлый каблук врубился в дверцы шкафа-купе. С дребезгом посыпались осколки зеркала. — Может, ты это купил? — телевизор, подаренный в складчину двоюродной лопастовской роднёй, вышиб раму и рухнул на тротуар с высоты третьего этажа.
Серёжа, забыв про ушибленную ногу, с визгом кинулся на обидчика, но чёрный Платонов кулак вновь отправил его в развалины кроватки.
— А это на какие шиши куплено? — музыкальный центр, и впрямь приобретённый Сергеем за свои кровные, отправился следом за телевизором.
Платон шагнул в кухню, повалил холодильник, гвазданул сапогом по конденсаторной решётке. Громко зашипел утекающий фреон. Платон рванул дверь ванной и увидал дрожащую голую девицу.
— Ты что здесь делаешь?!
— Одеться… — вновь пискнула та, прикрываясь полотенчиком.
— Иди, одевайся, — устало сказал Платон. — Но учти, ещё раз мне попадёшься, особенно в таком виде, щель шире ворот порву.
Он оглядел разгромленную квартиру. В прихожей оставалась коляска, которую они всего неделя, как подарили Митрошке. Платон откинул в сторону выломанную дверь, двумя руками поднял коляску и вышел из помещения, которое ещё утром Шурка считала своим домом.
На улице было тихо, во всех четырёх этажах горел единственный огонёк — в окне с вышибленной рамой. Но за тёмными стёклами чужих квартир угадывались тени людей, ждущих окончания скандала.
Платон уложил коляску в телегу, отвязал Сказку и поехал прочь. По дороге ему встретилась милицейская машина со включённой сиреной, но Платон никак не соотнёс её появление с недавними событиями.