– Не обижайтесь! – Сердюков тоже понял, что нарушил нечто неосязаемое, эфемерное. – Вас не было в Петербурге, но вы виделись с Кобцевой перед отъездом в Грушевку?
– Да, я заезжал к ней. – И Нелидов пересказал Сердюкову обстоятельства, которые привели его в квартиру Кобцевой, и разговор с ней. Так как несчастная умерла, то Нелидов не стал утаивать от полицейского ее желание сделаться возлюбленной литератора и оставить надоевшего ей купца-миллионщика.
– А дальше, куда вы двинулись дальше из квартиры Кобцевой?
– Я заехал к Рандлевскому, правда, его не оказалось дома. Я подождал его немного, и вскорости он пришел. Ведь в тот день утром, когда госпожа Толкушина имела несчастное желание утопиться, я должен был свидеться с Рандлевским и шел к нему на квартиру на Фонтанке. Поэтому я и оказался на берегу, и оказался в самый нужный миг. После, когда мои безуспешные разговоры с Тимофеем Григорьевичем и его любовницей ни к чему не привели, я принял решение везти Толкушину в Грушевку. Собственно, это я и хотел рассказать Рандлевскому.
– А разговор с Кобцевой вы тоже пересказали ему подробно?
– Вовсе нет! Мне настолько отвратительно было ее обращение со мной, что я ощущал себя точно человек, который опустил голову в ватерклозет, пардон за грубое сравнение. О покойниках не говорят дурно, но, да простят мне небеса, я должен пояснить вам, что представляла собой эта дама. Леонтий подцепил ее в какой-то захолустной антрепризе. Бог знает, чем она ему приглянулась. У нее оказался очевидный талант вылавливать себе солидных обожателей и использовать их в своих корыстных интересах. В театре она порхала с одних колен на другие. Не отрицаю, что в одно время и я на какое-то время поддался ее порочному обаянию. Но Белла наконец выбрала себе жертву. Немудрено, что при ее запросах такой жертвой стал наш благодетель, меценат господин Толкушин. К великому несчастью, Белла сумела вызвать чудовищную ревность у моей бедной жены Саломеи, что и погубило ее. Поэтому желание Беллы соединиться со мной было воспринято мною как нечто из ряда вон выходящее, чудовищное, аморальное. Ей надоел стареющий сатир Толкушин, она возжелала новых впечатлений. И наметила себе новую жертву своих любовных утех. Все это чрезвычайно омерзительно для меня, хоть и не отношу себя к заядлым морализаторам. К тому же я три раза вдовец. Я не стал говорить Леонтию о непристойном предложении Кобцевой, потому как мне не хотелось, чтобы эта грязь вышла за стены ее квартиры. И надо знать Тимофея Толкушина. Это безумный ревнивец, разъяренный бык! Он действительно собирался разводиться со своей прелестной женой и жениться на Кобцевой. Он желал, чтобы она покинула сцену и посвятила себя только ему. Он справедливо полагал, что если он приносит ради нее такую жертву, разрушает семью, то и она должна поступиться чем-то. Но это не для Беллы! Она никогда не терпела никаких ограничений своей свободы, возможности делать что хочешь. Вероятно, Тимофей Толкушин все же прознал о ее намерении его покинуть, со мной или с кем-то другим, и он убил ее из ревности. Вот что приходит мне в голову.