– Нет, нет, не верю! Это злой рок, это мистическое предзнаменование, – прошептала потрясенная Софья.
– Полно! Вы сами-то не верите! Какой злой рок? Помилуйте! Это я, я придумал однажды и внушил ему для его же самообмана и утешения! Я! – И Рандлевский ткнул себя в грудь. – Для того, чтобы он мог жить дальше и не изводить себя мучительным раскаянием в периоды просветления.
– Не верю! – простонала Софья и закрыла лицо руками. – Вы лжете. Но не могу понять, с какой целью!
– Глупая, легкомысленная женщина! – зарычал Рандлевский, раздраженный ее непониманием. – Своим неверием вы погубите его! Уезжайте, уезжайте отсюда немедленно! Тем самым вы остановите его! А не то он снова станет Синей Бородой!
– Но почему же тогда он не сделал этого до сих пор?
– Понятия не имею! Я не знаю, что он теперь пишет, как рождается сюжет, какие образы приходят ему в голову. Но не сомневайтесь! У вас нет времени на сомнения, с каждой минутой приближается смерть!
– Кто там приближается? – раздался знакомый громкий голос. – Это я приближаюсь!
И в гостиную стремительным шагом вошел Нелидов.
Разгоряченный морозом и быстрыми движениями, Нелидов ворвался в комнату, неся с собой зимнюю свежесть. Его лицо пылало румянцем, он энергично тер замерзшие руки.
– Вот так сюрприз! Леонтий, брат! А я-то думаю, чьи это сани, кто к нам явился? А это ты, мой друг!
Товарищи обнялись.
– Ты улыбаешься, слава богу, а то я боялся, на порог не пустишь! – засмеялся Рандлевский.
– Отчего же? Если не будешь канючить новой пьесы, милости просим, правда, дорогая? – И Нелидов обернулся Софье. – Да что с тобой? Ты точно привидение увидела. Соня, да ты здорова ли?
– Не беспокойся, мой друг, – торопливо произнесла Софья и быстро направилась к двери. – Пойду, распоряжусь насчет обеда.
– Да что с ней такое? И как бледна! О чем вы говорили, Леонтий? – Нелидов стал серьезен и пристально посмотрел в глаза гостя.
– Помилуй, брат! О чем мы могли говорить, коли я приехал с полчаса назад! И к тому же, как ты помнишь, мы едва знакомы! Сдается мне, что она нездорова. Да и я явился незваным гостем. Кто будет такому рад? Впрочем, если не очень помешаю, я бы хотел пожить у тебя недельку-другую.
– Отчего же? Оставайся!
И они снова обнялись.
– Ты сердит на меня? – спросил Нелидов.
– Был сердит, да прошло. Что же поделать, если у меня кроме «Белой ротонды» в жизни нет ничего. Ты да театр. Вот два моих кумира. Театр, почитай, погиб, вот я к тебе и приехал зализывать свои раны.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь! Не могу поверить, что в столице не найдется для тебя завалящей пьесы!