Увидев очаровательную девушку, которую он так напугал накануне, Юха что-то произнес. Он говорил так, будто перекатывал во рту камни и мычал при этом. Странно, но Маше показалось, что она поняла эту нечленораздельную речь.
– Такому страшилищу только и место, что среди скотины. Моей рожей лишь навоз напугать нельзя.
Юха даже вроде как посмеялся над собой, чтобы ей не было неловко за свой прежний испуг!
– Напрасно ты так! Каждый человек, каким бы его ни создал Бог, любим Творцом.
– Бог меня не любил, когда создавал, или отвернулся на минуточку, а вместо него кто-то рукой поводил! – промямлил собеседник.
И вдруг замер в изумлении. Маша его понимала! Он мог говорить с ней! В поместье он обычно изъяснялся мычанием, жестикуляцией, ужимками. Иногда он пытался написать что-то, но он едва владел грамотой и не мог толком выразить свои мысли. И вот появился человек, который, непонятно почему, его понимает! Маша и сама удивилась, как это у нее выходит. Просто она разбирала звуки, которые издавал собеседник. В тот же день необычная новость облетела поместье. И с той поры молодая хозяйка приобрела в лице Юхи самого верного и преданного друга. Он старался ей услужить во всем, бросался выполнять любое ее поручение. И теперь при взгляде на его изуродованное лицо с одним ухом он не казался ей таким уж отвратительным, во всяком случае, совсем не страшным. Маша читала книжку господина Гюго о Квазимодо и знала, что в уродливом теле может жить прекрасная душа. А когда ей стали известны тайные образы картин мужа, то там она увидела и своего нового друга. Юха с его внешностью пришелся как нельзя кстати для собрания чудовищ на холстах Генриха. Даже ничего придумывать не пришлось, а просто писать с натуры!
Придя к мужу, Маша застала его в меланхолии. По-видимому, он только оторвался от холста. Возбуждение творчества еще не покинуло его.
– Ты уже какой день не поднимаешься наверх! Так нельзя, Генрих! Человек не может жить без свежего воздуха и солнца! – громко произнесла жена.
Барон вздрогнул и воззрился на нее так, как будто видел впервые. Бледное лицо и растрепанные волосы свидетельствовали, что он явно нездоров. Но как хорош он был теперь, как тонки и выразительны черты его прекрасного лица! Но что это? Волосы Генриха зашевелились, кудри переместились! Маша изумленно захлопала глазами, а барон небрежным движением вынул из всклокоченных волос двух белых мышек. Их хвосты оказались запутанными, он небрежно разорвал узел и швырнул мышей в угол. Когда стих писк изгнанных натурщиков, Генрих уселся в кресло и произнес: