Но через мгновение наступила провальная тишина, так что звуки моих шагов разлетелись бы по всему замку. Я не в состоянии была даже притворить дверь своего кабинета – она скрипела.
Так и стояла, не двигаясь, за приотворенной дверью, откуда просматривался отрезок длинного коридора…
Потом за стеной отрывисто и грубо заговорила женщина, не на иврите – на испанском. Это был низкий голос Брурии, ее взрывные интонации. Она и на иврите-то говорила протяжно, словно проговаривала речитативом текст поминальной молитвы, а на испанском ее голос звучал задержанным рыданием. Несколько раз она повторила одну и ту же фразу, так, что я поневоле запомнила: «Си Диос кьере!»… И каждый раз ответом на это была тишина. Немного спустя прозвучал голос Альфонсо – судя по тону, он вяло огрызался.
Минут пять она настойчиво и страстно что-то втолковывала ему, он бормотал, бормотал… вдруг крикнул остервенело какую-то длинную фразу на испанском, и тогда она засмеялась издевательски и вдруг проговорила тягуче на иврите:
– Не лю-у-би-ишь, Альфонсито? Зато твой проказник, твой маленький сморщенный проказник так любит, так любит меня!.. Смотри, как он смеется, как расправляет атласные бока, стоит мне протянуть к нему…
Раздался звук шлепка – то ли пощечина, то ли ударили кого-то по протянутой руке. Голос Альфонсо крикнул:
– Оставь меня! Убирайся! Шантажистка!!! Она засмеялась – страшно, холодно…
– Да, я шантажистка! – проговорила она. – И знай, что, если ты бросишь меня, я убью и тебя, и твою ведьму! И не своими руками, миамор, не своими руками: ты знаешь – на что из-за нее способен Нано!
– Мерзавка, шлюха!! – крикнул он исступленно.
Хлопнула соседняя дверь, Альфонсо пробежал по коридору, Брурия выскочила следом и крикнула ему:
– Шлюха не я, не я, а та, кто держится сразу за два… – Она выругалась, привалилась к стене и заплакала, сотрясаясь всем телом и обнимая ладонями голые плечи.
Она стояла в трех шагах, я слышала еще не просохший сладковато-водорослевый запах любовного пота, видела маленькую левую грудь с лунным бликом на голубоватой коже. Несколько секунд Брурия стояла так, монотонно пристанывая, приговарвая, приборматывая что-то по-испански… Вдруг ее передернуло от холода; она вернулась в класс и минут через пять, уже одетая, легкими шажками пронеслась по коридору. Провернулся ключ в дверях второго этажа.
Я села в кресло и зачем-то сидела в темноте еще минут десять, тихо покручиваясь…
По колеблющейся шторе пробегали пугливые волны, словно за занавеской прятался призрак. Длинным павлиньим хвостом на потолке распласталась тень от ближайшего дерева. Мягко перебегали по темным углам привидения, горестный ветер без конца начинал и бросал начальную фразу той старой испанской песни, которую напевал Люсио, – песни про охоту на последнего кабана в далеких лесах Понтеведра.