И без всякого перехода его вдруг охватывает припадок бешенства. Издав дикий вопль, он с налившимися кровью глазами начинает сыпать проклятьями, трясет кулаками, швыряет на землю и топчет ногами свою трость, а потом на остатках дыхания шипит:
— Хватит! Хватит! Негодяи… отставить это… Балет какой-то, еле бредут, шаркают ногами… Ну, погодите… сволочи!…
Он запыхался. Мы тоже. И сержант и рота останавливаются, тяжело дыша.
На стене форта появляется какой-то тип, усаживается на ней верхом, потом вновь спускается во двор и поднимает на стену несколько дымящихся котелков.
— Отставить, — орет Потриен. — Похлебка подождет. Еще не обед! Сначала для аппетита парадный шаг…
И начинается… Подбородок вперед, ногу не сгибать…
Сейчас Потриен — совсем другой человек. Готовый ударить коршун, крадущаяся к жертве рысь… Присев на корточки, он всматривается в наши ноги.
— А-а-а… — вопит он вдруг, показывая на одного из солдат. — Шпион! Предатель, шпион! Я тебя раскусил!… Переоделся! Ты — старая арабская баба! Точно! Мужчина так отвратительно ходить не может!… Отбивай шаг, сукин сын! Отбивай шаг, или я из тебя котлету сделаю… Ать… два!… Ать… два!…
Пригнувшись, Потриен оббегает вокруг колонны и с другой стороны присматривается к нашим коленям. Кто-то теряет сознание. Его относят в сторону. Сержант качает головой.
— И это солдат… Парадным шагом, марш!… Вперед… И вновь он, пригнувшись, бегает вокруг нас.
Ну вот — пришла и моя очередь.
— Эй! Ты — несчастный, заезженный, больной ревматизмом верблюд! Выйти из строя! Смирно! Смирно, ты — лодырь, болван на резиновых ногах!
Затем голос его становится тише, но теперь он полон ехидной насмешки.
— Скажите-ка, рядовой, вам известно, что сказал бы мне генерал, если бы увидел то, что у вас называется парадным шагом?
— Так точно, известно.
Он чуть оторопел. Потом с улыбкой развеселившейся гиены сказал мне:
— Та-а-ак? Ну, так что же сказал бы господин генерал? Прошу вас, смелее… Я слушаю.
Я почтительным тоном ответил:
— Разрешите доложить, mon sergent, господин генерал сказал бы: «Не понимаю, Потриен, что понадобилось здесь этой милой барышне.»
Вопль, прозвучавший после этого, каждый из нас не забудет и через много лет.
— Каналья!…
Я спокойно стоял по стойке смирно. Человек я кроткий, но не трус. Голос сержанта внезапно стал медовым.
— Гм… так… ну, хорошо! Одним словом, демонстрируем остроумие. Что?… Отлично. Я это учту. В дальнейшем постараюсь побольше заниматься с вами — в первую очередь парадным шагом! Ремень!
«Хочет ударить? — подумал я. — В этом случае недолгой быть моей службе в легионе, и кончится она военно-полевым судом».