Когда-то, много лет назад, моя красавица рассказала мне, что есть хорошая удача и плохая, короткая и длинная. "А у нас с тобой, – сказала она тогда, – хорошая короткая удача". Нина была права, но это случалось снова и снова, потом стало привычкой, и мы оба боялись, что слишком испытывать судьбу будет только к худшему.
– Если бы мы жили вместе постоянно, – часто говорила она, – все было бы совсем не так. Ты бы устал. Ушел. По крайней мере так, как сейчас, все работает, все хорошо, все прекрасно. Я знаю, что ты здесь, и это все, что мне нужно.
– И все, чего ты хочешь.
– Да, я не осмеливаюсь хотеть большего. Я не верю в это. Не верю, – сказала Нина с безжизненной покорностью, – что есть вещи, которые не кончаются.
– Значит, мир – полное дерьмо.
– Люди в нем.
– Но мы вроде не кончаемся.
– Только если живем как сейчас. Нашим собственным способом. Может, единственным способом.
– Если тебе будет плохо, скажи мне. И тогда все закончится.
– Ты тоже. Обещаешь?
Я пообещал, она дала слово, но этот разговор пару раз вновь всплывал за последние несколько лет. В последний вечер мы сидели на кожаных диванах в отдельном кабинете ресторана при отеле "Виктория", слушали гитариста и выпили по три "Маргариты" каждый. Затем сквозь темноту отправились к бунгало, а в восемь часов на следующее утро уже поднимались на борт самолета в Мехико. Оттуда я позвонил Беверли Лу, заверив ее, что все прошло как по маслу. Мы прилетели в нью-йоркский аэропорт Кеннеди, взяли такси до отеля "Элизиум", а на следующее утро я поехал провожать Нину обратно. Ее самолет улетал в девять часов.
– Не надо дожидаться, пока я сяду на борт, – сказала она, улыбаясь. – У тебя куча дел.
– Хорошо. Удачного путешествия. Береги себя.
– Тебе тоже всего хорошего, милый мой. Удачи.
Она исчезла в толпе людей, торопящихся на посадку. Мы всегда прощались вот так, ничего не планируя на будущее. По-другому с хорошей короткой удачей жить нельзя. Я поехал на такси прямо в здание "Макгро-Хилл". Беверли Лу и Альберт Левенталь уже ждали.
– Все прошло отлично, – сообщил я. – Вы получили мою телеграмму? Он не дал мне позвонить.
– Вы его видели?
– Разумеется, видел. Он сделал это. Принял наши условия. – Я принялся объяснять им, как сначала торчал в Новом Орлеане, затем в Мехико, потом в Оахаке, пока наконец в пять часов утра, на второй день моего пребывания в отеле "Виктория", не зазвонил телефон. Голос в трубке представился как Педро. Я возмутился: "Я не знаю никакого Педро. Вы кто вообще такой, черт побери?" – "Друг Октавио". – "Слушайте, сейчас раннее утро и я не в настроении шутить. Я не знаю вас и вашего друга Октавио". – "О! Терпение, сеньор. Октавио – именно тот человек, ради которого вы сюда приехали".