— Просто решил пройти армию.
— И родители тебе позволили?
— Они у меня с понятием.
— Да! Ситуация, прямо скажем, нештатная.
— Мне кажется, напротив. Ничего особенного.
— Ну это только тебе кажется. Интересно, как тебя Куделин пропустил мимо себя? Да еще в паре с Панкратовым?
— О чем вы?
— Да так, о своем. Послушай, Ветров, я смотрю, парень ты ничего, но тяжело тебе будет. Ты в своем роде единственный в роте, если не в части. Давай-ка я тебя к старшине коптером определю? Будешь всегда при нем.
— Мне особых условий не надо, товарищ старший лейтенант.
— С характером?
— Пусть будет так, как будет.
Доронин внимательно посмотрел на Костю.
— Извини, Ветров, а настоящий, родной отец, он что, давно не живет с вами?
— Он погиб. В Афганистане, в год моего рождения, так что я его даже не видел.
— Офицер?
— Так точно, летчик.
— Понятно. Значит, не хочешь коптером?
— Никак нет.
— Что ж, воля твоя. Хорошо, Ветров, иди во взвод. Ты во втором?
— Так точно.
— Иди. И передай командиру взвода, чтобы прибыл ко мне.
— Есть.
Когда Костя вышел, Доронин задумался. Этого парня ждало сложное испытание. Ветров обязательно попадет под плотный прессинг, и нужно принять меры, чтобы оградить его, но как это сделать? Тотально установить контроль невозможно, но усилить его следует. Парень при всех достоинствах просто не может быть подготовлен к жизни в суровых условиях, ему необходимо помочь, как, впрочем, и всем «молодым». Парадокс получается. Сейчас этих сопляков защищаешь, оберегаешь, чтобы не задела их «неуставщина», а потом они же, становясь старослужащими, сами начинают беспредельничать, унижая таких же пацанов, какими были сами каких-то полтора года назад. И объясняешь, растолковываешь, и вроде понимают они все, но ситуация неотвратимо повторяется. Словно через год-полтора их поражает какая-то эпидемия жестокости. Не всех, конечно, но большинство. И это факт.
В планах командира роты, кроме беседы с молодыми, назначено было и собрание старослужащих. Личный состав был собран в отсеке 1-го – 2-го взводов. Отработав общую тему, связанную с прибытием молодого пополнения, Доронин на личный разговор вызвал тех, кто потенциально мог оказывать давление на молодых солдат. Среди вызванных был младший сержант Гольдин.
— Гольдин! Надеюсь, ясно, почему ты оказался в канцелярии?
— Куда ясней, товарищ старший лейтенант. Одного не пойму, почему вы всегда заостряете на мне свое внимание? Где бы что бы ни произошло, сразу подозревают Гольдина. Что я, монстр какой?
— А ты, Гольдин, вспомни, разве не водятся за тобой грешки в отношении молодых? Или не ты заставлял молодых подшивать тебе подворотничок и чистить сапоги?