Еще через полчаса, когда стало настолько сумрачно, что в отдельных кусках чистого неба, можно было уже разглядеть звезды, Радринор остановился.
– Худо дело, – сказал он, – еще полчаса и ночь одолеет день.
– А мы будем торчать посреди болота, как старые пни, – проскулил Бильбо, – а потом придут болотные твари и утащат нас по одному в трясину. У нас же и сил не будет на сопротивление.
Да, надо признать, что господин Бэггинс вел себя не самым достойным образом, и потом всегда стыдился этой своей слабости. Но уж очень он устал. Даже не то слово устал. Он был просто сломлен. Все тело его превратилось в сгусток боли от столь долгого сидения в неудобной позе. Ехать на плечах у эльфов хорошо только первые полчаса, потом это начинает утомлять, а еще через пару часов превращалось в настоящую пытку. Бильбо же ехал на эльфах, пересаживаясь с одного на другого, что было его единственным развлечением, уже шестнадцать часов без передышки. Эльфы, к чести им будет сказано, очень хорошо понимали состояние бедного хоббита и совершенно не осуждали его, а относились к нему прямо-таки с отеческой заботливостью. Да и как же может быть иначе? Эльфы как никто другой умеют быть благодарными, и они ни на минуту не забывали о тех великих услугах, которые оказал им мистер Бэггинс в недавнем прошлом.
Не один Бильбо был крайне подавлен. Уже и Зелендил еле передвигал ноги от усталости. И к ужасу своему эльфы обратили внимание на то, что ноги их все глубже и глубже погружаются в трясину, и вытаскивать их с каждым разом становится все труднее и труднее.
А болото хранило в этот раз торжественное молчание. Не было тех торжествующих радостных звуков, которые бы показали его радость по поводу гибели путников. Нет, оно выжидало свои жертвы, терпеливо и настойчиво.
Эльфы старательно вглядывались во все стороны, ища землистый островок, который дал бы им спасительный отдых. Они искали и не не могли найти. А ведь всем в Средиземье известно, что у эльфов самое острое зрение. Но сейчас их зрение было бессильно перед черной злобой Мертвой топи, которая спрятала от них островок, этот клочок жизни, желанный оазис в безжизненной и бесконечной пустыне.
Вдруг тоненькая линия западного горизонта на мгновение очистилась от тяжелых налитых свинцом черных туч, и путешественники увидели солнце.
Солнце уже село, и из-за горизонта выглядывал только маленький еле видимый его краешек. Оранжевый и теплый и такой до боли далекий.
– О, отец жизни, – воскликнул, увидев солнце, Солнцедар, – дай нам последний луч надежды, который бы осветил наш путь!