В продолжение трёх недель лётчики приводили в порядок самолёты и богатое снаряжение; они забирали с собой полярные сани и складные лодки на случай, если придётся спуститься на лёд и пешком пробираться назад, к земле. Экспедиция располагала превосходной тёплой одеждой, массой продовольствия. Нужды не было ни в чём.
С утра 21 мая дул лёгкий попутный ветер. Лётчики и механики в последний раз проверили моторы, и в три часа дня все собрались у машин.
Из ближнего посёлка Кингсбея пришли проводить их рабочие и инженеры угольных рудников. Путешественники облачились в тяжёлые меховые одежды и начали размещаться по самолётам: Эльсворт, Дитрихсон и Омдаль летели на самолёте N24, Амундсен, Рисер-Ларсен и Фойхт — на самолёте N25.
Самолёт N25 двинулся в путь первым. Он быстро скользнул по льду днищем своей гондолы и поднялся в воздух. При подъёме лёд кругом трещал, из трещин фонтанами била вода, но пилот Рисер-Ларсен знал своё дело: аппарат резким рывком оторвался от льда и понёсся по воздуху.
Амундсен сидел в кабине для наблюдателя. Через большие зеркальные окна он видел Шпицберген как на ладони.
Почти весь остров был закрыт снегом и льдом. Только небольшие пятнышки земли и камней чернели на западном берегу. Далеко на востоке и на севере поднимались ледяные зубцы гор. Всё было полно ледяного сверкания.
Они уже пролетели большое расстояние, как вдруг Амундсен обнаружил, что самолёт N24 исчез. Может быть, он не сумел оторваться от льда, остался на месте? Или, поднявшись в воздух, упал опять? Амундсен сделал знак, и Рисер-Ларсен повернул обратно. Нельзя было одному самолёту лететь в такое рискованное путешествие. Но через несколько минут Амундсен заметил на пути полёта какое-то сверкание, — это солнце играло на крыльях самолёта N24. Теперь машины летели на север, держась неподалёку друг от друга. Солнце всё время ярко сияло. Поравнявшись с последним островом — Амстердамским, они попали в туман. Сперва туман налетал серыми холодными клочьями, потом стал гуще и плотнее. Амундсен потерял другой самолёт из виду.
Рисер-Ларсен дал руль высоты, самолёт поднялся над туманом. Снова показалось солнце. В стороне Амундсен вдруг увидел полное отражение самолёта, окружённое радужным ореолом. Так они и летели, самолёт и его сияющая тень, отражённая на облаке. Иногда внизу туман разрывался, и Амундсен видел огромные ледяные поля. Льды, очевидно, находились в движении, между отдельными льдинами темнели трещины.
В восемь часов вечера туман внезапно начал редеть и в одно мгновение исчез. Огромная сверкающая поверхность открылась перед глазами лётчиков. Это было гигантское ледяное поле. Спустившись пониже, лётчики убедились, что садиться на такой «аэродром» — значит, разбить машину и самих себя. Кое-где льдины стояли, точно зубчатый забор. Гладкой площадки не было нигде. Время от времени попадались во льду чёрные трещины, похожие на небольшие извилистые ручьи. Нечего было и думать о посадке.