Великий князь сделал характерное для Него движение.
– Не знаю… может быть… боюсь, что нет… Но все равно… Я сделал… я должен был это сделать…
* * *
– Вы уезжаете?
Я уезжал в Киев. Пуришкевич остановил меня в Екатерининском зале Таврического дворца.
Я ответил:
– Уезжаю.
– Ну, Всего хорошего.
Мы разошлись, но вдруг он остановил меня снова.
– Послушайте, Шульгин. Вы уезжаете, но я хочу, чтобы вы знали… Запомните 16 декабря…
Я посмотрел на Него. У него было такое лицо, какое у него уже раз было, когда он мне сказал одну тайну.
– Запомните 16 декабря…
– Зачем?
– Увидите, прощайте…
-Но он вернулся еще раз.
– Я вам скажу… Вам можно… 16-го мы его убьем…
– Кого?
– Гришку.
Он заторопился и стал мне объяснять, как это будет.
Затем:
– Как вы на это смотрите?
Я знал, что он меня не послушает. Н о все же сказал:
– Не делайте…
– Как? Почему?
– Не знаю… Противно…
– Вы белоручка, Шульгин.
– Может быть… Но, может быть, и другое… Я не верю во влияние Распутина.
– Как?
– Да так… Все это вздор. Он просто молится за Наследника. На назначения министров он не влияет. Он хитрый мужик…
– Так, по-вашему, Распутин не причиняет зла монархии?
– Не только причиняет, но он ее убивает.
– Тогда я вас не понимаю…
– Но ведь это ясно. Убив его, вы ничему не поможете… Тут две стороны. Первая – это то, что вы сами назвали «чехардой министров». Чехарда происходит или потому, что некого назначать, или кого ни назначишь, все равно никому не угодишь, потому что страна помешалась на людях «общественного доверия», а Государь как раз к ним доверия не имеет… Распутин тут ни при чем… Убьете его – ничто не изменится…
– Как не изменится?.
– Да так… Будет все по-старому… Та же «чехарда министров». А другая сторона – это то, чем Распутин убивает: этого вы не можете убить, убив его… Поздно…
– Как не могу! Извините, пожалуйста… А что же, вот так сидеть?. Терпеть этот позор. Ведь вы же понимаете, что это значит? Не мне говорить – не вам слушать. Монархия гибнет… Вы знаете, я не из трусливых… Меня не запугаешь… Помните Вторую Государственную думу… как тогда ни было скверно, а я знал, что мы выплывем…
Но теперь я вам говорю, что монархия гибнет, а с ней мы все, а с нами – Россия… Вы знаете, что происходит'? В кинематографах запретили давать фильму, где показывалось, как Государь возлагает на себя георгиевский крест. Почему?. Потому что, как только начнут показывать, – из темноты голос: «Царь-батюшка с Егорием, а царица-матушка с Григорием…»
Я хотел что-то сказать.
Он не дал:
– Подождите. Я знаю, что вы скажете… Вы скажете, что все это неправда про царицу и Распутина… Знаю, знаю, знаю… Неправда, неправда, но не все ли равно? Я вас спрашиваю. Пойдите – доказывайте… Кто вам поверит? Вы знаете, Гай Юлий был не дурак: «И подозрение не должно касаться жены Цезаря»… А тут не подозрение… тут…