Борис хотел было прервать полковника, сказав, что они находятся в Константинополе, и что в наше смутное время может так случиться, что ему, Борису, никак не понадобится знание психологии европейской прислуги хотя бы потому, что он может не попасть в Париж или в Монте-Карло. Но он сдержал первый порыв, поглядел на Горецкого и улыбнулся. Снова на носу полковника сидело пенсне, и он выглядел добрым профессором. Борис в который раз поразился такой метаморфозе.
Он прислушался к себе и отметил, что пространные лекции Горецкого, произносимые им менторским тоном и, как он считал раньше, унижающие его, Бориса, достоинство, больше не вызывают раздражения. Вообще Борис стал гораздо спокойнее здесь, в Константинополе. Исчезли надрыв и приступы бессильного бешенства. Все в прошлом, Горецкий прав: они потеряли Россию навсегда. Только иностранцы могут думать, что большевики не удержатся у власти. Русские, воевавшие с красными, твердо уверены: если уж не удалось победить Советы с оружием в руках, то все кончено. Так просто большевики власть не отдадут, а немногочисленные бунты утопят в крови.
Профессорский сын, человек мягкий и интеллигентный, Борис долго не мог найти себя в революции. Два года понадобилось ему для того, чтобы решиться перейти непосредственно к борьбе с красными. И за последующие два года на фронте из характера Бориса исчезла былая мягкость, война выжгла его изнутри.
Зато теперь к нему пришла зрелость. Слишком много пережито было за предыдущие годы, в душе он чувствует себя старше и мудрее своих лет. Огрубевший в боях и походах, здесь, отъевшись и одевшись в приличный костюм, он вспомнил все уроки приличных манер, преподанные ему в свое время матерью.
Полковник Горецкий перехватил улыбку Бориса и смутился:
– Простите, голубчик, снова я увлекся. Старость, наверное, все на воспоминания тянет…
И поскольку Борис не стал разуверять полковника, тот совсем расстроился и сухо закончил:
– Стало быть, если не сможете побывать в ресторане Луиджи, то оставляйте донесение в парикмахерской мосье Лиможа. Садитесь всегда в кресло, крайнее справа, и засовывайте незаметно бумажку между подлокотником и собственно сиденьем. Ни у кого не возникнет подозрения, что человек посещает парикмахерскую каждое утро. Мишель, так зовут парикмахера, работает на англичан, а владелец ресторана Луиджи – лично на меня. То есть он не работает, а делает мне любезность. Так что предпочтительнее общаться через Луиджи.
Ну, там посмотрите, как будут события развиваться.
Борис закурил папиросу и уставился в окно. Было позднее утро, за окном шел дождь.