Лаура. Почему ты решила рассказать мне об этом именно теперь?
Тейлор. Чтобы ты поняла: хоть раз в жизни человек обязан чувствовать ответственность не только за себя, но и за своих близких!
Лаура. Что я должна делать? Вешаться?
Тейлор. Вот уже несколько недель я лично, мои друзья, моя фирма являемся объектами грязного шантажа. Нам угрожают разоблачениями, которые оттолкнут от нас всю зарубежную клиентуру, поставят под вопрос деловое реноме фирмы…
Лаура. Какое реноме?… Как ты можешь сейчас связывать одно с другим?… Рядом умирает человек, мой муж, которого я вручила твоему милосердию… Мама, не пугай меня!
Тейлор. Речь идет кое о чем, что дороже жизни даже самого близкого человека. Речь идет о чести семьи Тейлоров. За двести лет на репутации этой семьи не было ни одного пятна. Я только женщина. Но раз уж так случилось, что мне суждено… Я не колеблясь отдала бы собственную жизнь!
Лаура (сдерживая рыдания). Мама, распорядись начать операцию!
Тейлор. Разумеется! Я должна как можно быстрее воскресить тигра, который немедленно вцепится мне в горло.
Лаура. Томас этого не сделает.
Тейлор. Он только что сам сказал об этом Курту.
Лаура. Сам сказал?
Тейлор. Курт просил его дать слово, что документы голубой папки, где бы они ни находились, не будут использованы во вред фирме. Только слово! Можно ли быть снисходительнее?… Но твой муж отверг все условия.
Лаура. Затеять постыдный торг с человеком, который находится на краю могилы?… Ты – чудовище! Я начинаю верить в твою вину в ченторской катастрофе…
Тейлор. Моя вина? Разве я заставляла кого-то рисковать, а сама пряталась за чужие спины?… Нет, я рисковала на равных! Может быть, я сама не пострадала в тот страшный день? (Поднимает со лба густые пряди волос, открывает широкий белый шрам, идущий от виска к виску.) Вот следы металлической балки, обрушившейся на меня. Я была в пяти милях от плотины, когда она рухнула. После этого на нас посыпались камни… Мой верный Курт, сам теряя сознание, вынес меня на руках из этого ада.
Лаура. Однако ты жива. А те – они погибли.
Тейлор. Не знаю, что страшнее, потерять жизнь или лицо. Я поклялась тогда в больнице: если лицо мое будет обезображено, я покончу с собой. Только чудом все обошлось. Но ужас этот всегда со мной. Как и заповедь семейной чести Тейлоров!
Лаура. О какой семейной чести толкуешь ты мне целый час? Ты, наследница беглых каторжников и пиратов, явившихся на эту землю с оружием, промышлявших тут подлогами, шантажом и прямым разбоем?…
Тейлор. Ах, вот как? Ты вернулась в родительский дом, чтобы оплевать его святыни?… Что ж, изволь! Изволь тогда выслушать и тех, кто думает о таких вещах иначе! Земля эта до прихода сюда европейцев была дикой, первобытной пустыней, прибежищем полуобезьян, пожиравших друг друга. Это отцы пилигримы принесли сюда светоч христианства.