Но… и тут у меня есть свои – авторские – «но»! Призывая людей стоять на месте под страхом расстрела – неизбежной расправы, чтобы наши бойцы и командиры не смели помыслить об отходе, приказ № 227, по сути дела, лишал нашу армию главного преимущества в тактике – маневра, сковывая армию роковой неподвижностью, и боец, боясь покинуть свою траншею, как бы заранее был обречен – или смерть, или… плен.
«Ни шагу назад!» – гласил приказ. Но в этом случае разрушалась сама логика испытанной веками тактики и стратегии, а старинное искусство побеждать заменялось примитивною формулой: стой там, где стоишь. Не спорю, что на фронте бывают именно такие моменты, когда отступать нельзя, когда надо отстреливаться до последнего патрона, но эти моменты – никак не система, а лишь исключение из правил военного искусства. Теперь же искусство воинского маневра с отходом назад Сталин заменил командным требованием: «Ни шагу назад!»
Думая так, может, я, автор, в чем-то и ошибаюсь…
Иногда, чтобы победить, надобно прежде отступить. Сталинградский фронт был давно уже весь в прорехах, и там говорили:
– Где ты видишь линию обороны? Смотри сам, если глаза имеешь. Десять и даже больше километров фронт удерживают лишь три наших батальона. Чувства локтя давно уж нет и в помине. Сидим, словно смертники! А разрыв между частями – два-три километра, тут аукаться не станешь, и через наш фронт не только фриц, а целая свадьба проедет – и даже не заметишь!
Верно. Бойцы меж собой иногда устраивали перекличку:
– Ну как ты, Сеня? Живой?
– Держусь, – слышалось издалека. – А ты, Петь?
– Я тоже. Копошусь. Три гранаты осталось.
– Махра кончилась. Вот беда! Перебрось.
– Лови кисет. Потом вернешь… кидаю…
Стояли насмерть и без этого приказа № 227.
Но бывало и так, что боец поникал в одиночестве. И тогда страшен был его одинокий зов, обращенный в пустоту неба:
– Эй, братцы! Есть ли кто тут живой?..
А в ответ ему – мертвое молчание. Только пиликал над ним свою песню степной жаворонок да звенели большие зеленые мухи, перелетавшие меж трупов, по лицам которых они и ползали. И тогда солдату казалось, что он последний солдат России…
Со стороны излучины Дона надвигалась армия Паулюса, а с юга катилась на Сталинград танковая армия Гота. Была уже полночь 1 августа, когда в московском госпитале раздался звонок кремлевского телефона. Еременко дохромал до аппарата.
– Андрей Иваныч? Ваш рапорт рассмотрен товарищем Сталиным, и за вами сейчас приедет машина… приготовьтесь.
Андрей Иванович Еременко отложил костыли, взял в руки палку. Но и палку он оставил в приемной Верховного, чтобы выглядеть молодцом…