А потом он услышал голоса и подумал о людях из той машины, подумал без гнева и без сочувствия.
– Здесь его нет, – голос мужской, срывающийся. Голос юноши.
Эти люди, неважно кем они были, вернулись назад, к его машине, и теперь искали его.
Чтобы ему помочь? Они нахально заняли всю середину шоссе, а теперь проявляли милосердие, собираясь спасти его. Сэнтин инстинктивно хотел было закричать, указать, где он лежит, но потом подумал: а будут ли они милосердны? Он вдруг начал их опасаться, толком не понимая почему. Но ведь каждый обычно стремится спасти жертву катастрофы… Ну а эти – захотят ли они поступить именно так?
– Его, вероятно, далеко отбросило, – ответил молодой женский голос. Голос, звенящий от ужаса.
– Я тоже так думаю. Что будем делать? – снова тот же мужской голос. По-видимому, их было только двое.
– Поищем его, – сказала девушка.
Минутное колебание и:
– Зачем?
Теперь заколебалась она.
– Ты не хочешь узнать, что с ним случилось… или с ней?
– Не знаю, – мужской голос дрожал. – Не знаю.
– Я считаю, что мы должны осмотреться и поискать.
– Хорошо… Только здесь очень темно.
– У тебя есть фонарик?
– Да, сейчас принесу.
Шаги на шоссе. Парень идет за фонариком к своей машине, и снова тишина.
Сэнтин ждал, обливаясь потом и дрожа от страха. Ему не понравились их голоса. Эти двое не похожи были на тех, кто смог бы ему помочь. Если он умирает, толку от них будет мало.
Если он умирает? В этом он был уже уверен. Боль снова дала о себе знать. Он чувствовал ее везде: на лице, в груди, в обеих ногах. И еще где-то в глубине, куда никто не смог бы добраться, только врач. А именно эта боль наводила на мысль о смерти.
Так какое тогда имело значение: отыщут они его или нет?
– Где будем искать? – голос парня.
– Пожалуй, в кювете.
Шаги, хруст щебня, шелест травы и раздвигаемых зарослей. Потом мерцающий свет, резко прыгающий то вперед, то назад. Свет и шаги все ближе и ближе. Они найдут его, обязательно найдут. Он мог бы ускорить их поиски, позвать, но не позвал. Ждал.
– Хей!
Луч фонарика нащупал его. Оцепеневший, он не мог отвернуться от этого света. Быстрые шаги – и они оба уже рядом: две фигуры, стоящие над ним на фоне неба. И этот свет, бьющий прямо в лицо. Он заморгал – похоже, они не понимали, что свет раздражает его.
– Жив, – сказала девушка. – У него открыты глаза.
– Да, вижу…
– Но он ранен, – девушка опустилась рядом на колени, милосердно заслонив режущий свет фонарика. В лунном свете он мог теперь разглядеть ее лицо.
Девушка была молодая, страшно молодая, самое большее – шестнадцать лет. И красивая: черноволосая, бледная, может, слишком бледная, с накрашенными, ярко-красными губами. Но лицо ее ничего не выражало. Возможно, это шок. Однако, даже когда взгляд девушки скользнул по его ранам, в глазах ее не мелькнуло и искры сострадания.