– Отвяжись. Сколько можно объяснять, он занимается психологической подготовкой ребят.
– Ну, ну. А прыгать-то они от этого лучше будут?
Только в таком городе, где все верили в колдовство и магию, но не теряли здравого смысла, где каждый уважающий себя бизнесмен спешил завести личного астролога, а большинство магов и колдунов легко могли дать фору опытному бизнесмену, где каждый год праздновали весеннее равноденствие на Лысой горе, а «ведьма» никогда не было ругательным словом, мог найти работу и прибежище человек, чьи необыкновенные способности не были тайной для тайных служб, но который не пожелал использовать их вопреки своей вере и убеждениям.
– А вы Господа сегодня славить будете? – Пожилая уборщица всегда задерживалась перед их репетицией под любыми предлогами, чтобы услышать, как актеры распевают «Славим тебя, Господи наш!», готовясь к премьере первого в его новой жизни спектакля. – А то я подруг позвала, пусть тоже послушают. Вы ведь не рассердитесь? – вдруг спохватилась она.
Голова закружилась, легкая тошнота подступила к горлу, в пространстве плавала какая-то муть, как будто поднятая со дна болота, она то сгущалась, то отступала, но не исчезала окончательно и город вдруг показался ей не таким уж праздничным и доброжелательным и повод, по которому она сюда приехала, тревожно всплыл в памяти.
– Проснись, красавица, проснись! Ты где находишься, совсем разомлела в туристическом кайфе!
– Вот это да! Первую же проверочку и прозевала.
– Ты спасибо скажи, что с тобой еще поделикатничали. То ли всерьез не принимают, то ли тактику сменили. Туристка она видите ли. А кто работать будет??
– Ну, что я могу сказать? Профукала. Который раз на переездах пролетаю.
– А кто над Кастанедой вечно потешается: «смогу ли я когда-нибудь вернуться в Лос-Анжелес?» На себя посмотри, который раз уж пытаешься куда-то вернуться.
Тошнота отступила, муть рассеялась. Ведьмы на Лысой горе весело хихикая, продолжали свои игры.
– С приездом, подруга!
– Ты, что уже субъект, чтобы со мной разговаривать, кто ты такой, чтобы приходить без звонка и навязывать мне свое общество, когда, я совершенно не имею желания не только с тобой разговаривать, но даже просто видеть тебя.
Юный Посланник, совершенно растерявшись мялся в дверях и у же в который раз пытался объяснить, что он со всем почтением, но здесь он не по собственной прихоти, а по просьбе Мастера, и если бы не эта уважительная причина, он бы никогда, ни за что и ни коим образом… Да и вообще как можно прийти, предварительно позвонив, в дом, где нет телефона.