– Это были невидимки, – не без удовольствия сказал я. – Ты все-таки исполнил свой замысел.
– Плохо исполнил, – признал брат. – Да, отряд невидимок уже есть. Между нами говоря, пока всего восемь человек. Их и на самом деле никто особенно не замечает – маленькие, подтянутые такие мастера. Но, как видишь, мастера эти пока что недостаточно быстро прыгают. Меня-то они охранять научились, а вот тебя, видимо, просто не успели запомнить как главного здесь человека. То есть умом – да, но невидимки – они вообще-то должны все запоминать руками и ногами, а не умом. Хорошо, что хоть один сообразил и – прыгнул. А вот догадаться, что будет дальше, никакой невидимка, между нами говоря, не смог бы. Они продолжали охранять нас. Убийц же держала за руки моя обычная охрана. И когда эти двое одновременно выкрутились из рук охраны и прыгнули почему-то не на нас, а друг на друга, как… мужчины-любовники, что ли… то тут никакой невидимка не понял бы вовремя, что происходит. Ты представь себе – у каждого было еще по ножу, просто с кухни. Аккуратно ткнули друг друга в шею, произнесли в один голос какое-то слово, улыбнулись и сдохли.
И Аспанак, как всегда, медленно развел руками, в одной из которых все еще был зажат этот странный нож.
– Какое-то слово? – повторил я.
– Начиналось, вроде бы, на «па». Или «фа», – пожал он плечами. – Длинное слово. Четыре слога, вроде бы. Какой-то длинный звук в конце – вроде бы «е», или ближе к «э». Неважно. В общем, вот так они работают. Кто? На вид, похоже, хорасанцы. Или из Балха. Зачем? А вот этого уже никто не скажет. За деньги? Но для чего самоубийце деньги?
– Все, что я пока понимаю, – это что в баню мне не придется идти еще неделю, – укорил его я.
– Две недели, – махнул он рукой с ножом. – Хотя послезавтра лекарь снимет повязку, и будет яснее. Но с такой раной ты сможешь ходить, ездить, охотиться… Пустяк, пустяк. Но что дальше, вот вопрос. Дай я тебе кое-что расскажу. Должен же ты знать, что происходит с твоим торговым домом, в конце концов.
– С которым все было не так уж плохо месяца четыре назад, судя по твоим письмам, – напомнил я.
– Письма – это про то, что происходит сейчас. А дальше… Два года, – коротко и неожиданно сказал Аспанак. – Вот сколько мы протянем, если бунт в Мерве перерастет в настоящую войну и торговые пути будут на это время закрыты. Я считал трижды. У остальных дела, правда, окажутся еще хуже. Были бы хуже и у нас – если бы не твои подвиги. Ни у кого здесь нет такого товара, какой закупаешь ты, и только мы с тобой знаем, сколько он стоит. А дальше представь сам. Товар есть, но если окажутся перекрыты пути к Куфе, Дамаску, Александрии… И еще ведь спрос упадет. Шелк – товар мирного времени, ты же знаешь. Это в мирное время за штуку шелка давали сто дирхемов. А когда война, то шелк будут разве что запасать как вторые деньги… Остается Бизант – он все купит, но только если везти шелк по северному маршруту, вокруг моря Джурджан. Если же война охватит еще и Балх на юге, то для нас будет закрыт и Кашмир, и все, что от него к югу…