Джун кивнула.
– Он доил коров.
– Да. Похоже, все были чем-то заняты. Как вы думаете, миссис Данн, из моих вопросов толк получится?
– Не знаю. Но я на любой с удовольствием отвечу.
– Может, хоть вы вспомните что-нибудь полезное?
– Нет. Многое расскажу о брате, о его характере, об отношении к нам, но не больше.
– Отчего же? Предмет сей весьма интересен, и мы к нему еще вернемся, но не сейчас. Кстати, миссис Данн, мне бы хотелось послать своего человека в ваш загородный дом. Разрешите вас попросить чиркнуть Тайтусу Эймсу записку. Пусть тот позволит ему все кругом осмотреть и ответит на вопросы, если таковые последуют. Человека зовут Фред Даркин.
– Я сам сейчас же напишу, – сказал мистер Данн. – А потом позову сюда… кого позвать в первую очередь, мистер Вульф?
За него ответил я:
– Вашу дочь, мисс Данн, если не возражаете.
– Мою дочь? – поразилась Джун. – Но ее там не было, она приехала гораздо позже.
– И тем не менее, первой мы поговорим с ней, – твердо заявил я.
Джун согласилась, и они вместе с мужем вышли из комнаты: он обнимал ее за плечи, а она его – за талию.
Когда дверь за ними затворилась, Вульф спросил:
– А почему дочку?
Открыв ящик письменного стола и поискав бумагу, чтобы записать их показания, я ответил:
– По ее личной просьбе. Она мечтает завоевать приз на конкурсе, представив туда наш портрет.
Сейра Данн не пришла, а прибежала, но мы усадили ее подождать.
Нужно было связаться с Солом Пензером и предупредить, чтобы в случае необходимости он немедленно звонил сюда.
По тому же поводу Фреду Даркину.
И Дженнету Кейну.
Затем Фрицу. К ленчу, мол, не приедем.
Потом через горничную попросили дворецкого принести наверх пива.
Покончив с делами, я принялся со всеми подробностями расписывать Вульфу эпизод с мистером Юджином Дэйвисом.
Вульф немного посидел в задумчивости, то втягивая, то вытягивая губы, откинулся назад, вздохнул и обратился к своей первой жертве.
– Вы говорили мистеру Гудвину, что желаете меня видеть, мисс Данн?
– Да. – Поразительно, насколько ее глаза походили на материнские, а рот и подбородок совсем не были хауторновскими. – Я хочу вам кое-что сообщить.
– Пожалуйста.
– Ну, очевидно, вам известно, что, по мнению моих родителей, я ни к чему не способна.
– Такой вопрос мы не обсуждали. А вы сами с ними согласны?
– Пока еще не решила. Вся моя беда в том, что я дочь одной из трех знаменитых сестер Хауторн. Если бы их было много, наверное, все бы вышло по-другому. Хотя бы дочерей было больше. Но поскольку я одна, с меня одной и спрос. Я пресытилась своей «известностью» уже к десяти годам, и постепенно у меня развился комплекс неполноценности. Ужасно. В колледже на меня смотрели такими глазами, будто ожидали, что у меня из ушей посыплются солнце и звезды. И тогда я восстала. Удрала и из колледжа, и из дома и стала сама зарабатывать на жизнь. Но, как дочь сестры Хауторн, я обязана была изобрести нечто, делающее меня особенно эксцентричной и дерзкой. Самое лучшее, что я смогла придумать, это купить среднего качества фотоаппарат и снимать людей именно тогда, когда они меньше всего ожидают. До сих пор балуюсь. Разве не трогательно? Понимаете, у меня нет воображения. Я придумывала десятки потрясающих занятий, но все они на поверку оказывались либо неостроумными, либо неисполнимыми, либо откровенно глупыми. В итоге у меня совершенно пропало доверие к самой себе. А развязность, с которой я сейчас разговариваю, всего лишь напускная. Внутри у меня все дрожит.