– Один в город не ходи, – велел он. – Митяя с собой возьми или Алешку. Ты же цен не знаешь, торговаться, я так подозреваю, тоже не умеешь. Обдерут, как березку на веники.
Насчет Митяя – это, возможно, было тонкое издевательство. Лишенный денежного довольствия парень вряд ли отправится гулять по базару. Только расстраиваться.
Зато Алешка мгновенно навязался мне в спутники.
– Пошли, я тебе все тут покажу, тут такие места есть! Ух…
Ух так ух. Одному мне все-таки было бы в этом Кучеполе как-то не по себе.
– Слышь, Леха, а отчего город так называется? – спросил я, едва мы вышли из ворот волковской усадьбы. Впереди полого спускалась вниз улица, почему-то именовавшаяся Бручничной. Была она, как и прочие, прямой – что очень не совпадало с моими представлениями о средневековом городе. Впрочем, он и не средневековый – двадцать второй век. Город будущего… Интересно, вообще здешнее время как-то соответствует нашему? Что было в нашей истории, когда у них тут объявился этот монстр Аринака?
– Кучеполь-то? – Вопрос, похоже, пацана нисколько не занимал. – Да разное говорят. Вроде как помойка тут была здоровенная, из окрестных деревень сюда мусор сволакивали в кучи. Оттого и назвали так.
Он выждал, искоса поглядывая и, очевидно, ожидая моей реакции. Не обнаружив ее, скучным голосом продолжил:
– А вообще-то здесь чуть не тысячу лет назад была усадьба. Боярин жил эллинский, его тут ихний базилей землей наделил. Агамемнон Анмеподистович звался, только его так никто и не звал, а только по прозванию – Куча. Потому что толстый был и противный… как куча. Ну, сам понимаешь чего. Но он купцов привечал, они тут строились, мастерские всякие ставили, торг большой завели… ну и так получилось, что город вырос.
Какие-то смутные ассоциации зашевелились в моей давно не стриженной голове – но так и не прорвались на поверхность, утонули в подсознании.
Чем дольше мы шли – от окраины к центру, – тем больше менялся город. Если раньше глазу не за что было зацепиться, кроме однообразных усадеб, повернутых к улице задом и огороженных высоченными заборами, то сейчас появилось и что-то вроде площадей и даже сквериков, среди которых тянулись к нему трех– и даже четырехэтажные каменные дома, увенчанные тонкими башенками.
– Тут ученые живут, – уважительно прокомментировал Алешка.
– И по каким же они наукам мастаки?
– Наука всего одна, – в мальчишеском голосе отчетливо проступила сталь. – Это Учение Равновесия.
– Ишь ты, – только и оставалось ответить. Мне до сих пор никто так и не разъяснил, что такое линия, Учение, Равновесие. Понятно, что повариха да пацан тут не лучшие собеседники, старший садовник дед Василий знает больше, но общаться с ним – один большой геморрой. Глух старик, вопросы ему надо чуть ли не в волосатое ухо кричать. Да и что-то не слишком он со мной разговорчив. Тут боярина надо допрашивать, только вот после того долгого и странного разговора про переселение душ он ни разу меня к себе не позвал. Да и, справедливости ради отметим, дома он бывал нечасто. Известное дело – наша служба и опасна, и трудна…