– Чего дергать-то? Ведь заперто! Марианна Ивановна пошла за пирожками. Будет скоро. Ты сядь, подожди.
– Слушаюсь. Сяду, подожду.
Тихонов уселся на красный бархатный диванчик и стал рассматривать развешанные на стене фотографии актеров в разных ролях. Прямо напротив висел хорошо сделанный портрет – «Заслуженный артист Кабардино-Балкарской АССР К. М. Ставицкий в роли графа Люксембурга».
«Да ведь он же раньше тоже в этом театре работал», – вспомнил Тихонов. Ставицкий был в блестящем цилиндре, смокинге, с тростью и в накинутом на одно плечо плаще. Красивый парень, ничего не скажешь. Потом подумал: «А все-таки алиби у вас нет, гражданин Люксембург». Тихонов встал и пошел вдоль стены, читая подписи под фотографиями. Ага, вот Букова… в роли Пепиты в оперетте Дунаевского «Вольный ветер». Букова была похожа на этикетку одеколона «Кармен» – с веером и завитой прядью на щеке. «Такие нам страсти Бог послал», – покачал головой Стас. Почти в самом конце коридора он нашел портрет Панковой – Элизы Дулитл в оперетте «Моя прекрасная леди». Здесь Элиза уже не оборванка – она леди, элегантная, стройная, с очень умным лицом. Ну-ну.
Дверь в конце коридора вела на крутую железную лестницу. Стас спустился но ней и неожиданно оказался за кулисами. Здесь было полутемно. Причудливыми волнами застыли складки занавесов и кулис, чернел провал оркестровой ямы, зыбь партера уходила в глубину зала, где очень далеко ночными бакенами краснели буквы «Выход». Рабочий, возившийся где-то наверху, над сценой, кричал: «Электрики! Электрики, черти, луну снимайте!» И голос его булыжником катался в пустой бочке зрительного зала.
«Смешно, что мы часто не только не задумываемся над сущностью явлений вокруг нас, но даже не подозреваем о существовании у них какой-то оборотной стороны, – подумал Стас. – Нас четко держит в русле привычных представлений изначальная заданность событий и людей. В театре всегда должен быть праздник, запуски бывают только на космодроме, актер обязан всегда быть благородным и прекрасным. Причем заложено это так глубоко, что обычно и в голову не приходит спросить: „Почему?“ Это аксиома, как точка – обязательно пересечение двух прямых. Хорошо бы запретить аксиомы. Их придумали наверняка о-очень умные люди. Аксиомы мешают заглядывать за установленный ими предел…»
Стас тряхнул головой и поднялся обратно по лестнице. Дверь – «Инспектор по кадрам» – была приоткрыта.
Стас представился пожилой женщине, сидевшей за старинным письменным столом.
– Мне нужно посмотреть несколько личных дел…
– Творческих? – деловито спросила инспектор.