«Ничего, этот выдюжит,- думал Дубровский.- Только бы не подловили при переходе через линию фронта».
А через девять дней Дубровский уже сам стучался в окно дома сестер Самарских. Дверь открыла Евдокия Остаповна. Признав бывшего постояльца, она пустила его в дом.
- Одна я нынче, боязно открывать было,- призналась она.
- А сестра куда подевалась?
- В город, на базар, уехала. Продать кое-что надо.
Из дальнейших разговоров Дубровский узнал, что капитан Дитрих вместе со своими солдатами выехал из Малоивановки в неизвестном направлении. Да и комендант-ефрейтор тоже покинул эту деревню. Теперь новую комендатуру в Малоивановке возглавлял какой-то лейтенант.
Все это Евдокия Остаповна рассказала Дубровскому, пока тот, сняв сапог, разбинтовывал ногу. От изнурительной беспрестанной ходьбы у Леонида открылась рана. Последние два дня он заметно прихрамывал. Каждый шаг болью отдавался в раненой ноге. Весь бинт и портянка пропитались кровью. Евдокия Остаповна предложила согреть воды и промыть открывшуюся рану.
Неожиданно в дом вошла молодая миловидная женщина.
- Здравствуйте! - сказала она, неприветливо оглядывая Дубровского.
- Это моя соседка,- представила ее Евдокия Остаповна.
- Здравствуйте, здравствуйте,- ответил Дубровский.
- А вы кто же будете? - спросила незнакомка.
- Он у меня с капитаном немецким ночевал,- пояснила Самарская.
Незнакомка перекинулась с Евдокией Остаповной еще несколькими, ничего не значащими фразами и убежала так же неожиданно, как и вошла.
- К лейтенанту в комендатуру поступила работать, вертихвостка,- осуждающе проговорила Самарская.
Вода в кастрюльке уже начала закипать, когда в дом с шумом ворвались немецкие солдаты во главе с лейтенантом. Вороненые стволы автоматов уставились на Дубровского.
- Ваши документы! - властно потребовал лейтенант.
- Я переводчик Чернышковской комендатуры,- ответил Леонид по-немецки, доставая из кармана удостоверение и справку, выданную капитаном.
- Это еще необходимо проверить,- сказал лейтенант, разглядывая помятое, замусоленное удостоверение.- А сейчас собирайтесь, вы арестованы.
Дубровский устало вздохнул.
- Я надеюсь, что недоразумение скоро выяснится. А пока я прошу разрешения перебинтовать ногу. Открылась старая рана. Вы солдат и хорошо понимаете, что это такое.
- Да-да. Можно. Только скорее, поторапливайтесь. У меня и без вас много дел.
Вскоре Дубровский очутился в душном погребе того самого дома под железной крышей, в котором раньше размещалась немецкая комендатура. За три дня, проведенных там, его несколько раз вызывали на допрос к лейтенанту, но он неизменно повторял, что является переводчиком Чернышковской комендатуры и разыскивает свою часть, от которой отстал во время отступления.