Дядьки сперва не обращали на меня внимания. Затем тот, что в шляпе, сказал:
– Мальчик, зачем здесь ходишь? Иди играй. Здесь нехорошо.
Он говорил с кавказским акцентом, хотя лицо было вовсе не восточное, курносое и круглое. Может, мне акцент его просто показался. Нынче принято валить на кавказцев все беды, хотя большинство из них, конечно, ни при чем.
Сперва я не отозвался.
– Мальчик, я тебе говорю. Гуляй в другом месте, здесь не надо.
– Сами гуляйте в другом… Это мой дом… был, – сипло сказал я. – А не ваш. Сожгли да еще распоряжаются.
– Ай, мальчик, зачем так говоришь! Сгорел дом, большое несчастье, да. Но разве это мы? Наше дело не жечь, а строить…
– Ну и стройте, я вам не мешаю.
– Ты не нам плохо делаешь, а себе. Смотри, все ноги испачкал.
Это правда. И кроссовки, и белые носки, и ноги выше носков были в саже и пепле.
– Вам-то что…
– Ну, как хочешь… – Дядька в шляпе отошел, а другой, грузный, стал что-то говорить ему, недовольно так.
Я побродил еще, уже просто из упрямства, и шагнул через фундамент обратно.
– Мальчик, подожди, пожалуйста!
Который в шляпе, опять шел ко мне. Протягивал раскрытую ладонь:
– Вот, нашли недавно. Это не твой?
На ладони лежал складной ножик с коричневой пластмассовой рукояткой. Со множеством блестящих предметов – лезвия, ножницы, штопор и так далее. Сверкал он как новенький и, конечно же, никогда не валялся в здешней гари. Зачем это? Откупиться хотят, что ли? Совесть шевельнулась?
– Не надо мне ваших подарков… – И я поскорее пошел прочь, чтобы не зареветь.
И вдруг откуда-то со стороны, звонко так:
– Саша!
С гаража прыгнул и помчался ко мне мальчик. Я узнал его издалека по летучим светлым волосам и по одежде, будто сшитой из лиловой шторы с желтыми полумесяцами, солнышками и разноцветными звездами. Он в этом пестром наряде махал мне с балкона, когда я уезжал в лагерь.
– Ивка!
Ивке было девять лет. Он жил на третьем этаже большущего дома, который возвышался над нашим. Иногда мы играли вместе. Бывало, что я катал его на своем велосипеде. Не то чтобы приятели, но все же сосед, славный такой. И я обрадовался.
Ивка подбежал и потупился. Запереступал в пыльной траве стоптанными сандалиями. Видимо, понял, что несладко мне.
– Пришел… поглядеть, да?
– Да, тянет все-таки…
Он кивнул: понятно, мол.
– Велик жалко, – сказал я. – Теперь не покатаемся…
Он кивнул опять:
– Его весь обуглило и скрутило от огня.
– Ивка… Страшно было, когда горело?
– Еще бы! Даже к нам на балкон искры долетали. Это среди ночи случилось.
– Знаю…
– Мы потом помогали уцелевшие вещи искать. Но почти ничего не спаслось.