Майор Сизов сочувствующе смотрел на обитателя двести двадцать шестой камеры. Карцев Георгий Степанович, в прошлом бизнесмен, а в настоящем – лох и стукач.
– Я же говорил вам, кто такой Федя Скачок. Вор он и грабитель, с большим уголовным стажем. Волк он в овечьей шкуре. Вы ему доверились, а он вам в горло мертвой хваткой…
– Мертвой, – подавленно кивнул Карцев.
– Развел он вас, как лоха развел.
– Как лоха…
– Я же говорил, что у него три судимости. Он три раза в зоне был. А вы в карты с ним играть сели. Глупо.
– Что же мне теперь делать?
– Игра в карты в нашем учреждении запрещена. Но это не значит, что вы не должны отдавать долг, – сожалеюще развел руками Андрей. – То есть я должен уговаривать вас не отдавать деньги, но, увы, я не имею на это морального права. Карточный долг для уголовников – это свято. Не отдал долг – ты не человек…
– Да, мне говорили, – обреченно кивнул Карцев.
Он был из породы крепких на вид мужиков, способных противостоять слабым, но ломающихся под натиском сильных.
– Я, конечно, могу перевести Михалева в другую камеру, но это вас не спасет.
– Я понимаю.
– Можно запереть вас в одиночную камеру под особый надзор. Поверьте, уголовники на рожон лезть не станут. Но вы можете заболеть, вас переведут в санчасть, там все и может случиться… Если не получится здесь, то вас достанут на этапе или в зоне…
– Вы же говорили, что я здесь останусь.
– Если говорил, значит, останетесь. Но ведь рано или поздно вы окажетесь на воле. А у воров и на воле власть. И девятьсот тысяч – очень большие деньги для того, чтобы оставить вас в покое… К тому же у вас на воле осталась жена, они могут начать с нее…
– Этого я и боюсь.
– Да, бояться надо. Но не стоит отчаиваться.
– Я не отчаиваюсь, – тяжко вздохнул Карцев. – Просто обидно…
– Обидно не обидно, но долг нужно отдавать. Если, конечно, хотите спокойно жить.
– Или вообще жить… Но девятьсот тысяч! Вы хоть представляете себе, какие это деньги?
– Представляю. Мне лет десять нужно работать.
– Мне – меньше, но все равно накладно…
– Боюсь, что с деньгами вам помочь не могу. Изолировать от уголовной среды – пожалуйста, а в остальном – увы… Кстати, насколько я знаю, ваша жена работает в банке.
– Уже нет, – сокрушенно мотнул головой Карцев. – Хотел, чтобы она уволилась. Когда хорошо все было, хотел. Так она заявление написать не успела. Но на работе не осталась. Попросили по собственному желанию. Из-за меня. Меня же обвиняют в убийстве сотрудницы ее отдела. Я как бы скомпрометировал ее. Вот ее и попросили… Ничего, я дачу продам. Жена в курсе, вроде бы и покупателей уже нашла, и связи у нас в регистратуре… Лишь бы только не подвела…