Лицо следователя выражало огромное сомнение в показаниях.
Вдруг Артема осенило.
– Я играл в «Тетрис», а эта игрушка записывает результаты. У нее для них есть особый файл. Нужно посмотреть в «таблице Нортона» – там указано время, когда я вышел из игры.
– Да? – на тяжелом лице пожилого следователя никакой благодарности не отразилось. – Это мы сделаем.
– Я сам сделаю и позвоню вам. А потом – все, как вот тут написано, – Артем приподнял жалкую страничку своих показаний.
– И ничего больше?
– Совершенно ничего.
– И никаких шагов наверху?
– Если шаги и были, так в то время, когда я ходил по этому проклятому подвалу, обрушивал на себя железки и искал выход.
Артем поражался собственному терпению. Одновременно испытал огромную благодарность к Забелину и Кирееву – если бы не составленная ими таблица, допрос стал бы для него делом еще менее приятным. А так – Артем с точностью до пяти минут мог описать свои подвиги, и с этой позиции его уже не сдвинуть было бы даже бульдозером.
– А не показалось ли вам, что из-за стены доносится музыка? – вдруг спросил следователь. И поднял глаза – причем взглядом напомнил Артему бегемота Лельку. Если постоять перед цистерной, где круглосуточно мок Лелька, минут пять, непрестанно повторяя его имя, то в конце концов над водой появлялись два широко расставленных глаза, решительно ничего, кроме тупой тоски, не выражающих.
– Из недостроенной сауны?
– Именно оттуда.
– Музыка?
Личный опыт Артема по части убийств был невелик. И в памяти не нашлось ни одного выстрела, который был бы заглушен, скажем, симфонией Моцарта.
– Да.
Артем посмотрел на следователя с неподдельным интересом взглядом приглашая к откровенности. Лович молчал.
– Знаете, голоса я слышал сквозь дрему. Если бы там была, скажем, инструментальная музыка (тут в голове у Артема грянули первые, еще медленные, тяжелые такты «Болеро» Равеля), я бы это, наверно, отметил. А если кто-то пел… Знаете, в бардовской манере…
– В бардовской?
– Ну, как поют под гитару, когда нет ни слуха, ни голоса. Это бы сошло за простую речь. Я же говорю – голоса шли сквозь сон.
– Вы бы назвали музыку «Аквариума» бардовской манерой?
– Частично, – Артем честно попытался вызвать в памяти хоть что-то «аквариумное», но уже вовсю торжественно грохотало «Болеро». – У них есть куски очень даже приличной инструменталки. А есть куски, когда голос совсем на первом плане.
– Это нужно будет проверить, – туманно заявил следователь. – Возможно, нам придется побеседовать еще раз. Распишитесь.
Артем подписал свои показания. Приосанился – все-таки единственный свидетель! Потом, конечно, будут найдены другие. И отбыл из кабинета, очень озадаченный музыкальными вопросами.