И он, откинувшись на подавшуюся назад спинку кресла, взял со стола стакан с пивом и выжидательно посмотрел на Знахаря.
Маргарита, внимательно слушавшая речь академика, едва заметно кивнула, будто бы своим мыслям, и повернулась к Знахарю.
Он посмотрел на Маргариту и увидел в ее глазах какую-то просьбу, а может быть не просьбу, а надежду на то, что он не подведет. В чем не подведет? На что она надеялась?
Этого Знахарь не знал, да и не мог он сейчас думать о таких вещах, потому что слова академика Наринского расшевелили в нем то смутное и непонятное чувство, которое он испытывал все эти годы, но которое было настолько слабым и неявным, что он ни разу не дал себе труда всерьез подумать – а что же это такое маячит на самом краю его сознания?
Трое мужчин и одна женщина сидели напротив него и ждали, когда он заговорит, а Знахарь все молчал, с изумлением следя за тем, как в его голове с огромной глубины медленно поднимается понимание того, о чем сказал Наринский. И когда сквозь воды ежедневных забот, проблем и обезьяньей беготни с пистолетом показалась суть происходящего, Знахарь, почувствовав, как у него запершило в горле, хрипло откашлялся и сказал:
– Пожалуй, у меня есть некоторые соображения на этот счет, но они, как бы сказать, несколько неожиданны. Тут, простите, без пол-литра не разберешься.
– О! – воскликнул Наринский, – вот уж это не проблема!
И он жестом фокусника извлек из внутреннего кармана фрака маленькую плоскую фляжку.
– Мы же русские ребята, поэтому нужно, чтобы у нас, – и он заговорил с интонациями Жванецкого, – чтобы у нас с собой было. Коньяк, сударь?
Маргарита засмеялась и захлопала в ладоши.
Проходивший мимо Микки Рурк, похожий на монстра из фильма про Франкенштейна, покосился на фляжку и отвернулся.
Невесело усмехнувшись, Знахарь буркнул:
– Да, пожалуй. Вы чрезвычайно любезны.
Наринский осмотрел стол и, не найдя подходящей посуды, сказал извиняющимся тоном:
– Не побрезгуйте из горлышка.
– Не побрезгую, – ответил Знахарь и принял протянутую ему фляжку, которая своими чеканными узорами на тему охоты напомнила о ресторане в Лондоне и о вечере, который он провел там с Наташей.
Глотнув ароматной огненной воды, он по-простому вытер губы рукой и вернул фляжку академику. Тот, нимало не смущаясь, приложился к ней сам, потом завинтил крышечку и убрал фляжку в карман.
– Маргарита, как я понимаю, крепкого не пьет, а полковникам, – Наринский небрежно мотнул головой в сторону молчаливых спецов, – на службе нельзя.
Интересно, подумал Знахарь, если он к полковникам так пренебрежительно относится, кто же он сам? И тут же решил – а и хрен с ним, хоть генералиссимус. Не мое дело. И он с удовольствием почувствовал, как под ложечкой начал разгораться мягкий огонь, согревающий и приносящий душевное равновесие и уверенность.