— Так как, никаких детекторов лжи и уколов? Подтверждаете?
— Если я даю слово, подтверждений не требуется.
— Сомнения в том, что я Виктория Энглер, развеялись?
— Как может развеяться то, в чем уверен безоговорочно? — Он говорит настолько тихо, что его сейчас не услышал бы, стоя всего шагах в трех от стола, и человек, обладающий феноменально острым слухом. — Кроме Андрея, про то, что дочка Василия неизлечимо больна и про то, что у нее есть двойница, в фирме известно еще и мне. Только мне, — предупреждает Семен Леонидович вопрос, уже готовый сорваться у меня с языка. — К тому же, я знаю Ларису с самого детства, знаком с ничтожнейшими чертами ее характера, с манерой ее поведения. Поверьте, если бы сейчас в этом кресле, — кивает он на меня, — сидели не Вы, а эта взбалмошная наркоманка, я бы уже писал заявление об отставке.
— Но Вы ведь не пишете, — еще ослепительнее опять улыбаюсь я и абсолютно спокойно рожаю фразу, равнозначную моему признанию в том, что я, действительно, совсем не та, за кого себя выдаю. — Значит, в отличие от реальной Виктории Энглер лже-Виктория Энглер пока Вас устраивает?
— Что ж, первое впечатление положительное. Что будет дальше, не знаю.
— А дальше будет война, — вздыхаю я. — Притом, с очень сильным противником. Я, собственно, здесь сегодня не только затем, чтобы представиться вашим сотрудникам, но и чтобы вкратце обрисовать им положение, сложившееся вокруг «Пинкертона» и «Богатырской Силы». У меня остается на это чуть более двух часов. Попробую уложиться. А если еще и удастся выкроить десять-пятнадцать минут, продолжим беседу. Нам есть о чем пообщаться наедине… Семен Леонидович, пара вопросов чисто технического характера. Когда кабинет проверялся в последний раз?
— Час назад его дважды обшарили сканером. Притом, оба раза независимо друг от друга. На девяносто девять и девять десятых процента я готов поручиться, что никаких жучков здесь нет и в помине.
— А окна?
— Во всем офисе специальные стекла. Ни одним лазером с них не считать ни единого слова. Нам даже не требуется глушилок.
— Кто в приемной?
— Не считая двух секретарш, там сейчас дежурит охранник. Так что, Виктория Карловна, — Крупцов тоже умеет изображать на губах нечто вроде улыбки, — Ваш кабинет сейчас понадежнее посольского «батискафа».
— Чего-чего? — прищурившись, непонимающе переспрашиваю я.
— «Батискафом» в посольствах называют специальную камеру, в которой проводятся секретные совещания. Степень защиты столь высока, что «батискафы» даже устанавливаются на специальных фундаментах из мягкого каучука.