— Ты что, сдурела?
— Нет, я серьезно.
— Что ж, девочка, спасибо. Отблагодарила за все заботы, нечего сказать. Давай, шпарь дядю! Смелее!
— Пшел вон из бани! О том, что здесь произошло, я завтра же расскажу родителям Светланы Петровны. Со всеми подробностями.
— Неблагодарная стерва!
— Убирайся!
— А я-то, дурак, еще сокрушался, не слишком ли строго поступил, наложив запрет на твои ночные гулянки. Всерьез был настроен отменить это завтра перед отъездом, сказать Анне Ивановне, что был не прав. Но теперь… — Дядя картинно развел руками — в правой березовый веник. А Тамара отметила, что, как только набрала в ковш кипятку, дядюшкино заикание сразу прошло. Впрочем, так же, как и стояк. — Теперь ни о каких послаблениях не может идти и речи.
Она аж захлебнулась от негодования. Похотливый мерзавец предлагал ей сделку: «Ты, девочка, сейчас снимешь футболку и позволишь тебя облапать. А я, так уж и быть, сниму запрет на видеосалон и дискотеку».
— Считаю до трех: раз…
Тамара не сомневалась, что сделает это!
— …два…
На счет «три» дядя рванулся к ней, пытаясь перехватить ее руку. И тут же, ошпаренный, отпрянул назад. Замер, не в состоянии осмыслить, что маленькая пакость все же отважилась!
Тамара уже зачерпнула новую порцию. Контроль над собой был утрачен. И на этот раз она не колебалась, когда испытывая истинно садистское наслаждение, выплеснула кипяток точно на красные плавки.
Дядюшка заверещал. Крутанулся на месте. Скрючился так, что третий ковш кипятка выливать ему на спину было очень удобно. Не умолкая, Игнат схватил с полка ведро и окатил себя холодной водой.
— Еще? — Тамара держала перед собой (уже четвертый по счету) наполненный ковш.
Четвертой порции дядя дожидаться не стал. Запустил в племянницу пустым ведром, промахнулся и, крича от боли, вылетел за дверь.
Злобное помешательство, которое минуту назад охватило её, так же мгновенно и отпустило. И она, совершенно спокойно подумав: «Если этот вареный петух сейчас решит свести со мной счеты, то мне уже не поможет никакой кипяток», хладнокровно взяла прислоненную к стене кочергу, открыла заслонку, сунула загнутый конец в угли и принялась ждать, когда из предбанника к ней вновь нагрянет дядя Игнат.
Сейчас она ткнула бы раскаленной кочергой ему в рожу без лишних сомнений.
Входная дверь оглушительно хлопнула. Дядюшке было уже не до секса. Зализать бы раны, смазать бы поскорее ожоги сметанкой и маслицем.
«Слился, подонок, — улыбнулась Тамара. — А если нет? Если специально хлопнул дверью, а сам затаился в предбаннике, дожидаясь, когда я неосмотрительно сунусь туда уже без ковша с кипятком. Ну уж нет! Меня не проведешь! — Она взяла раскаленную кочергу, подкралась к двери, прислушалась… — Смог бы ошпаренный дядя Игнат, даже если бы этого очень хотел, сидеть так тихо, не издавая ни звука? Вряд ли. Но все же не мешает проверить».