О, Боже! Как страшно! И что же я, дура, творю? Но ведь другого выхода нет! Ну же, смелее!»
Тамара перенесла вес тела на левую ногу, изо всех сил напрягла уцепившиеся за кромку шифера пальцы, развернувшись лицом к стене, попыталась встать на колени. И в тот же момент заскользила вниз. Как удалось удержаться на карнизе лишнюю долю секунды, чтобы успеть изогнуться и ухватиться за шифер правой рукой, она так и не поняла. Но результат был достигнут — она зацепилась. Повисла, как и хотела. И лишь в этот момент осознала, что если попробует оттолкнуться от стены, чтобы не попасть на бетонный поребрик, то перевернется в полете и приземлится не на ноги, а на спину.
А пальцы левой руки уже онемели! Кромка шиферного листа врезается в них не хуже ножа! Повисеть получится не больше минуты! А потом…
«Что делать?!! Звать на помощь? Не докричаться. А если и докричусь, все равно снять меня не успеют. Пока прибегут, пока принесут лестницу, я уже буду валяться внизу с разбитой башкой и сломанным позвоночником…
…А если даже им удастся меня спасти, то как же будет рада моей неудаче толстуха! Нет, только не это! Лучше разбиться! Лучше стать инвалидкой!»
Пальцы уже не держали. Еще пятнадцать секунд — на большее их не хватит.
«Нет, не сдаваться! Надо попробовать оттолкнуться. И постараться развернуться в полете и приземлиться не на спину, а хотя бы на грудь. Лучше отбитые легкие, чем сломанный позвоночник. Лучше разбиться насмерть, чем всю жизнь провести в кресле-каталке.
Ну же! Ну же, смелее!»
Онемевшие пальцы разогнулись, и кромка шиферного листа ободрала кожу. Ладони съехали вниз по шершавой поверхности шифера. Обутая в белую кроссовку нога уперлась в стену. Тамара оттолкнулась так, чтобы развернуться в полете и приземлиться не на спину, а хотя бы на грудь.
Последним, что она успела увидеть, было оранжевое ожерелье ограждения клумбы из поставленных углом кирпичей, стремительно несшееся ей навстречу.
Глава 5
КТО ЗЕЧКУ УЖИНАЕТ…
Герда. 17 июля 1999 г. 20-50 — 22-30
В тесных поношенных «мыльницах» я чувствую себя будто в колодках. Но жаловаться не приходится — хоть какая-то цивильная обувь, не отправляться же в гости на волю в домашних тапочках или в тюремных чунях.
«Мыльницы», тесный розовый топик и джинсовые шортики мне перед отъездом выдали мусора. От белья я отказалась — трусики у меня чуть ли не от Версаче, а единственный пожелтелый лифчик, который, кривляясь, продемонстрировала мне Касторка, годился разве что для покойника. Кроме одежды нам на четверых выделили засаленную косметичку с каким-то столетней древности хламом, из которого я все-таки выудила кое-что удобоваримое, чтобы немного подмазать мордашку — впервые почти за пять лет. Диана, брезгливо покрутив в пальцах заляпанный тюбик с тушью, отбросила его в сторону и от мазил отказалась. Так же, как отказалась и от моего дезика, когда я ей протянула флакончик.