– Какого черта ты тут гусаришь?! – отбросив палку подальше, Мартенсон виновато посмотрел на негров, занимающих все позы, которые только может принять человек – один сидел, другой стоял, третий лежал.
– Переломай им ноги, – шепнула Сандра, хищно блеснув глазами.
Мартынов вздохнул, отпустил её руку и направился к пораженным врагам. По пути обернулся и напомнил ей, чтобы не забыть: «Потом мне немножко о себе расскажешь», и неграм:
– Вам нужен был доллар, господа?
– Если можно… – почти беззвучно выдавил стоявший перед ним на коленях бродяга с отбитыми гениталиями. – Пожалуйста, сэр… Умираем от жажды…
Мартынов сунул руку в карман и вынул портмоне из питоновой кожи.
– Вот десять, ребята… Ещё десять – на анестетики… и ещё пять – для потери памяти. Это не Нью-Йорк, – пробормотал он, поглядывая то на Сандру, то на её жертв, – это просто Люберцы какие-то. Выпейте за мое здоровье и благоразумие этой мисс. Однако, сами понимаете, не мне вам объяснять, что доллары просто так не достаются. Чтобы приготовить омлет, нужно разбить…
– Но почему именно мои?! – с завистью поглядывая на спутников, перебил попрошайка.
Поднявшись при помощи счастливчика, до которого не успела добраться секретарь «Хэммет Старс», он застонал от боли. – Кто бы мог подумать, что такая золотовласая фея… наяда, можно сказать… синдерелла на балу… Кто тебя научил так бить бывших саксофонистов меж больших пальцев ног, нимфа?
Распрощавшись с ними, Мартынов присел у умершего костра и саркастически посмотрел на Сандру.
– Браво.
– Мне стыдно.
– Нет, браво, браво.
– Не смотри на меня, я сгораю от стыда.
– Да, ладно, чего уж там. Третьему нужно было вогнать кол в сердце. А потом плеснуть в глаза растворителем.
Она поворошила угли обломком палки и бросила её на подернутые дымкой угли. Мартынов положил сверху ещё две. Через полчаса они, прижавшись спинами, засыпали.
– Как твое имя по-русски, Эндрю?
– Андрей.
– Андрей, что такое Lyubertsy?
Зевая, он промычал:
– Это ваш Гарлем. Тебя как называли в детстве, девочка?
Сандра улыбнулась:
– Кошка. А тебя?
– Мартын. И в детстве, и на зоне, и потом. Меня всегда звали Мартыном.
– А что это такое – Martyn?
– Это птица такая, невзрачная, некрасивая на вид. Но эта птица не терпит неволи, она независима и горда, а потому вызывает немало неприязни и убить её не прочь любой мерзавец. Спи.
Через час она, разбуженная дурным предчувствием, проснулась. Предчувствие её не обмануло. У костра сидел на корточках, помешивая угли, как картофель, здоровенный чернокожий детина с длинными, до плеч, толстыми плетеными косичками. За спиной его стояли ещё двое. Сандра посмотрела по сторонам и убедилась, что ещё двое замерли в ожидании справа и слева от их спального места.