– Бр-р! – не выдержал Кручек, и потом только догадался, что над ним подшучивают. – Какая гадость! Впрочем, если я стану описывать вам паразитов, жирующих на мне, или во мне, скажем, в кишках… Вам не кажется, что наш разговор приобретает светскую окраску?
– Несомненно, мастер. Короче, в геенну ваших голубей! Одно спасение – порошок из толченой ромашки. К счастью, он продается в лавке. Мне показали лавку, где есть все для соколиной охоты. Иногда жаль, что у меня нет клюва.
– Э-э… А зачем вам клюв? Вы и так… м-м… хорошенькая…
– Чистить перья. Пропустишь оперение через длинный клюв, и радуешься. Чистенькая, как при рождении. Хорошо еще, что ромашка приятно пахнет. Представляете, если бы я лечилась серой?
– От вас бы пахло, как от вызванного демона! – засмеялся Кручек.
Их беседу прервал чужой бас – его звучание грозило опрокинуть ширмы на пол. «Сударь Кручек! Мне на вахте сказали, что вы здесь!» Бас ширился, горлопан пыхтел, словно долго бежал, прежде чем явиться сюда. Гулкое половодье рассек тончайший, бритвенно-острый приказ: «Тише, сударь! Вы в библиотеке, а не в казармах!..» Тетушка Руфь, ясное дело, была на высоте. «Простите, мистрис! – бас охрип, по нему трещинками разлетелись просительные нотки. – Меня заверяли, что доцент у вас… Это правда? Он мне нужен без промедления! Срочно!..»
– В чем дело? – Кручек вышел из «кабинета».
На пороге топтался лейб-гвардеец. Горбатый нос, густые усищи, глаза выкачены, будто в пожизненном приступе бешенства, – вояка, считай, сошел с батального полотна. В библиотеке ражий детина смотрелся, как жеребец в консерватории.
У ног его, царапая коготками голенища сапог, приплясывал двухвершковый пропуск, мохнатый и ушастенький. Таких на вахте выдавали гостям, не смыслящим в Высокой Науке, чтоб не заблудились.
– Сударь Кручек! На вас последняя надежда! Вы должны… нет, вы обязаны знать…
– Что именно?
Ребенком Матиас Кручек мечтал служить в королевской гвардии. Но даже в детстве он не хотел, чтобы его трясло от волнения, как шикарного визитера.
– Гарпия! Где она?
– Здесь, – пожал плечами доцент. – Извольте…
Щелчком пальцев он развоплотил ширмы «кабинета». Завидя Келену, детина впал в откровенную истерику. Достигнув цели поиска, он вдруг превратился в сорванца, которого обстоятельства – и строгий папаша с ремнем – вынуждают сознаться в неблаговидном поступке.
«Дядюшка Том, мы обнесли ваш сад, – подумал доцент, сочувствуя вояке. – Матушка Барби, мы утопили в пруду вашу собачку. Что ты натворил, красавец?»
– Больной… я о мэтре Биннори!.. так вот, больной…