— Неплохо бы прогуляться, — сказал Айрт. — Я еще не успел толком рассмотреть Антигону.
Талестра встала, потянулась и вздрогнула от ночной прохлады. Он мгновенно набросил на ее острые плечики свою космическую куртку, как будто эта проклятая планета со своими ловушками превратилась в Землю с ее старинными обычаями…
— А где Лес? — спросила девушка нерешительным голосом.
— Он должен быть на борту «Летающей Иглы»…
— Да, как всегда, — прошептала она с полузакрытыми глазами. — Объясните мне: вы в космосе все такие? Для вас в целом мире существует только это: дом, корабль, товарищи, космос?.. В самом деле, ничего другого?
— Нет, — сказал Айрт, улыбнувшись. — Есть совсем новые миры, совсем другие, есть новые зори. Есть небо, которое отражается в ваших глазах такого странного оттенка…
— Я знаю, — сказала Талестра и продолжила: — «Задумчивая, как раза, и живая, как фиалка…»
— Что вы сказали?!
Он резко остановился, схватил ее за загоревшее гибкое запястье. Талестра рассмеялась, губы ее были похожи на лепестки розы:
— Вам знакомы эти стихи? Они принадлежат древнему земному поэту по имени Данте…
— Я знаю. Кто-то мне о нем говорил.
— Пойдемте, — сказала она. — Мы посмотрим сейчас на путь в рай, который открывается перед нами…
И она побежала по платформе, с которой уже убрали дезинтеграторы. Здесь царила великая тишина, было еще темнее, чем в пещере, и девушка инстинктивно взяла Айрта за руку. Однако мало-помалу глаза их привыкли. Звезды с каким-то хрустальным блеском, оранжевое, как будто затухающее свечение солнца Лебедя производили величественное впечатление. Черные и зубчатые верхушки скал казались отпечатанными на фоне бледного диска. По всей поверхности массива светились входы в пещеры, озаренные изнутри огнем светильников: беглецы с равнины праздновали свою последнюю ночь на Антигоне.
Айрт несколько минут всматривался в эти огни:
— Как будто окна земного дома, который зовет нас… родного дома. Если я когда-нибудь увижу его, я вспомню эти огни.
— Я тоже.
Какую-то секунду они смотрели друг на друга, такие молодые и уже с такими печальными глазами. Потом Талестра неожиданно потянулась к нему, он наклонился, и их губы встретились. Лес был далеко, да и существовал ли он в какой-либо другой ипостаси, кроме обычного чистого разума борющегося ангела! Их странствие подходило к концу, он прилетит на Сигму, к тем, кого любит. Валеран тоже казался погруженным в раздиравшие его противоречия. Да и Астрид была мертва. А они сейчас выбирались из бездны, их поджидала абсолютная неизвестность, а губы их были обветренными, солеными от слез, упрямо сжатыми… И был это, скорее, не любовный поцелуй, а братское объятие, отчаянное какое-то… Айрту казалось, что он обнимает свою планетку, а Талестре — что саму жизнь.