– И бысть у князя оного в жизни его одна главная мысль – дабы правда на Руси силу обрела, кривда же подлая в ад низринулась, – тем временем продолжал владыка Мефодий. – Не даровал ему господь многочадия, но возвеличил имя его, кое ныне слышно во всех уголках русской земли. Но славен сей князь первым делом потому, что всегда, во всех битвах стоял за правду. Ради нее не жалел он ничего и никого, ибо дороже всех ему истина святая была. И потому господь в своей милости даровал возлюбленному чаду свому победы над ворогами своими, яко внутри земель русских, тако же и за пределами их, отчего и княжество его ныне велико, богато и людом обильно.
«Да-а, промахнулись мы с Ярославом и Владимиром, – сокрушался и киевский князь, горько досадуя на себя самого и пеняя на собственную гордыню. – Куда уж теперь самому вверх карабкаться? В самую пору задуматься, как Мстислава отстоять. А все моя вина. Забыл, что нынешний митрополит две седмицы назад еще в рязанских епископах хаживал. Вот он за своего князя голос и подал. Эх, не надо было на предложение Константина соглашаться, дабы первым слово духовному владыке давали. И что теперь делать?» – думал он, беспомощно глядя на Владимира Рюриковича.
«А не бывать тому, – ходили у того желваки на скулах. – Хоть Мстислав Галицкий, хоть черт, хоть сам сатана, но рязанцу сесть я не дам!»
– За правду оный князь и родни не щадил, – журчал голос митрополита.
Насмешливо кривились губы и рубцы на лице князя Ярослава.
«Так я и думал, что этим все кончится. И ведь какая же я дубина! Знал ведь, что митрополит своего разлюбезного рязанца предложит, а не настоял, чтобы ему слова не давали, да еще самому первому. А теперь попробуй-ка останови его, перебей. Не князь речь держит, а сам духовный владыка всей русской земли. Эх!» – чуть не крякнул он досадливо вслух, но удержался.
Ярослав осторожно покосился в сторону Константина и в душе взвыл от злости. Рязанец не просто внимал речам митрополита – он явно наслаждался ими, благосклонно кивая время от времени. Ну, ни дать ни взять – мартовский кот, перекормленный сметаной.
– А о том, как добра его душа, одному богу ведомо. Иные люди, достойные царского венца, тоже сидят в этой гриднице, но повторюсь, что оный князь достойнее прочих.
Ярослав с тоской покосился на своего тестя, который – удивительное дело – сидел весь какой-то просветленный, сосредоточенно внимая словам митрополита.
«Дубина! – захотелось ему заорать во весь голос. – Ты-то чего молчишь?! Ну ладно, ладно, в конце концов, отче криводушный, твое слово – не последнее. Ты предложил, я предложу – посмотрим, кого князья изберут».