Лекарь сокрушенно вздохнул и впервые отважился заглянуть в лицо Гильдеберта. Оно было мрачным и не предвещало ничего хорошего.
Некоторое время рыцарь о чем-то напряженно размышлял, потом буркнул:
– Ладно. Ты пока иди и купи хотя бы эту четвертую часть, а уж я позабочусь обо всем остальном.
Куда идти, рыцарь знал точно. Недалеко от тяжелой каменной громады кафедрального собора во имя пречистой девы Марии тянулась маленькая узкая улочка. Пройдя по ней шагов триста, можно было оказаться в гостях у старого Саула, который прибыл сюда одним из самых первых и тут же открыл небольшую лавчонку, в которой продавалось почти все, что было необходимо жителям славного города Риги. Вид у этих товаров был, конечно, не ахти, но зато привлекала бросовая цена.
Гильдеберт и сам в былые годы не раз заходил в эту лавчонку, правда, не как покупатель, а как продавец, сбывая Саулу добычу, награбленную в селениях ливов, семигаллов и эстов. Покупал ее еврей за бесценок, но все равно дороже, чем любой другой торговец, и потому рыцари в первую очередь шли именно к нему.
О том, что хозяин лавчонки относился к народу, который распял Христа, Гильдеберт как-то не думал. В конце концов, не сам же Саул, который, к слову сказать, никогда в жизни не видел Иерусалима, продал бога-сына за тридцать сребреников. Рыцарь думал больше о другом. Ну, например, о веселом вечере, который можно провести с разбитными, податливыми и всегда хохочущими девицами, жившими у пышногрудой толстухи фрау Барбары, прямо напротив жилища самого лекаря, о кабачках, где в кружках всегда плещется свежее пиво с обильной пеной. А все это стоило серебряных марок, которые охотно платил щуплый, низкорослый, сгорбленный Саул.
– Тяжелые времена, – проворчал вместо приветствия Гильдеберт, заходя в лавчонку и едва не разбив лоб о притолоку. Да-а, давненько он здесь не был, забыл о низких потолках еврейского жилища.
– Благородный рыцарь желает что-то купить? – засуетился вокруг потенциального покупателя старый Саул, мгновенно оценив, что руки у Гильдеберта пустуют, следовательно, он не имеет товара для продажи.
– Благородный рыцарь желает продать тебе свои доспехи, – мрачно пояснил вошедший, выкладывая на грязноватый прилавок боевой шлем.
Это была последняя память об отчем доме. Потому Гильдеберт и решил продать его в первую очередь.
– Ну-ка, подсоби, – приказал он хозяину, поворачиваясь к нему спиной.
– Э-э-э, – непонимающе протянул еврей.
– Кольчугу самому снимать несподручно. Ремни расстегни, – деловито пояснил рыцарь.
Затем очередь дошла до наручей, поножей, шпор и прочего. Словом, зашел в лавчонку воин, а вышел уже не пойми кто. При себе Гильдеберт оставил лишь пояс и меч в ножнах. Его продавать было никак нельзя. Зато в кошеле у него весело бренчало столь необходимое серебро.