– Я рою яму для того, чтобы достать из нее землю, насыпать холм славы, подняться на него и поставить ногу на спину пленного Субудая, – ответил Константин.
Ответил и даже восхитился – сам не ждал, что сумеет этак вот красиво завернуть.
– Монголы не сдаются в плен, – гордо заявил посол. – Они подобны лисе, которая, попав в капкан, отгрызает себе одну лапу и уходит на трех, хромая, но гордая и свободная.
– То-то я и гляжу, что ваш Субудай один раз уже побывал в капкане[167], – усмехнулся Константин. – Можете передать этому одноглазому уроду, что, когда он отгрызет себе все, что у него угодит в наш капкан, он уже никогда не сможет иметь детей и ему ни к чему будет смотреть на женщин. Да и не сможет он далеко отползти.
От такой неслыханной наглости русского князя послы даже потеряли дар речи. Больше они не проронили ни слова и молча развернули коней в сторону своего лагеря.
Субудай уже ждал их. Рядом с одноглазым полководцем сидел Джэбэ-нойон.
– Что вам ответил русский князь? – прохрипел Субудай.
Послы уклончиво отвечали, что он не испугался и готов дать битву. И здесь Субудай допустил ошибку.
– Повторите слово в слово то, что сказали вы, и то, что ответил князь Константин, – почувствовав, что послы чего-то не договаривают, потребовал он.
Послы переглянулись и повторили свои слова. Затем они еще раз переглянулись и нерешительно процитировали про холм славы.
– Он говорил и еще кое-что, но эти оскорбления лучше не произносить вслух, – сказал старший из них.
– Оскорбления, бросаемые бессильным врагом, который скоро будет повержен, лишь ласкают сердце настоящего воина, – заметил Джэбэ-нойон и потребовал: – Говорите!
Субудай искоса бросил на него колючий взгляд: «Ишь, доволен, что может оскорбить его чужим языком. Ну и ладно. Пусть говорят».
Те дрожащими голосами, то и дело запинаясь, повторили все. В наступившей тишине хорошо было слышно, как надсадно кашляет Джэбэ-нойон, стараясь подавить рвущийся наружу смех.
У самого Субудая от услышанного зажмурился единственный глаз – такого изощренного унижения он не ожидал. Полководец остро пожалел о том, что не заставил послов замолчать. Проклятый русич ударил по самому больному. Теперь у Субудая уже не было выбора. Подобное оскорбление могло быть смыто только кровью, иначе люди просто перестанут его бояться и уважать. Да что там люди, он и сам себя перестанет уважать, если не отомстит.
Полководца радовало лишь то, что этого не услышал его сын, молодой Урянхатай[168], которого отец еще накануне отправил занять место для засады. Впрочем, непременно найдется человечек, который передаст ему сказанное Константином, и лучше, если к тому времени оскорбление уже будет смыто кровью.