В коридоре я машинально поискала на вешалке оранжевую куртку, не нашла, вспомнила Луизу и расстроилась. Какая ужасная смерть!
Дождь кончился, но на улице было сыро и холодно. Мы проводили Артема и уныло побрели в парк. Я не стала спускать паршивца Горация с поводка, мы медленно потащились по главной аллее, стараясь миновать многочисленные лужи. Я грустно размышляла о своей жизни. Артем, как это ни противно, прав. Выгляжу я в последнее время ужасно. Во-первых, смерть мамы, болезнь Валентина Сергеича и его смерть очень на меня повлияли. Это естественно-я потеряла единственных близких мне людей. Где-то я читала, что со смертью родителей, когда бы это ни произошло, уходит молодость, потому что нет больше на свете людей, которые знали тебя маленькую. В моем случае это особенно тяжело, так как у меня нет ни сестер, ни братьев, ни подруг. И вот теперь я осталась совершенно одна. Одиночество редко кому на пользу. И я замечаю за собой, что начинаю потихоньку разговаривать вслух. Если бы нужно было ходить на работу, то я хотя бы следила за собой, одевалась прилично, посещала парикмахерскую. Но поскольку выхожу я только в магазин или на прогулки с тем же Горацием, то глупо надевать приличные вещи. Так что выгляжу я как форменное чучело в стареньком плащике.
– Гораций, домой! – рявкнула я.
Он глянул обиженно, но покорился. Мы еще купили продуктов и побрели к дому. И как раз в парадную входила та самая дама, про которую я вчера напридумывала, что ее убили и закопали в листья. Вот, этот случай лишний раз доказывает, что я стала рассеянна и впечатлительна. Какую историю сочинила. Можно подумать, что я не скромная переводчица, а знаменитая писательница детективных романов!
В парадной я придержала ретивого ротвейлера. Неизвестно, что ему взбредет в голову, а вдруг он захочет поздороваться с дамой, как с тем надменным типом в плаще. Если испортить такое бешено дорогое пальто, любая женщина может озвереть. Гораций возможно и отобьется, а уж меня-то она точно разорвет на куски! И вот, глядя, как дама неторопливо поднимается один лестничный пролет до лифта, я похолодела. На женщине было все то же самое голландское пальто, темно-серое, с чуть седоватым ворсом. Но сегодня было холодно и воротник у пальто был приподнят, и его внутренняя сторона была бархатно-черной. Такой уж фасон. А до этого, то есть не вчера, но когда я раньше рассматривала элегантную даму в пальто, то на том пальто воротник был такой же, как и весь материал, темносерый. Уж это я точно помню, потому что пальто запало мне в душу накрепко. Бывает так – увидишь вещь и чувствуешь, что жить без нее не можешь. Но в случае с пальто мне ничего не светило. Потому что как-то я совершенно случайно увидела в бутике на Вознесенском такое же пальто. Со всех сторон его ощупала и на воротничок, конечно, поглядела. И стоило это пальто столько, что единственное доступное мне удовольствие было – пощупать и повертеть его со всех сторон. Так вот, сегодня на странной моей соседке было именно пальто из бутика на Вознесенском, потому что предположить такое свинство, что в городе существует несколько таких дорогущих пальто, было бы нелепо.