«Вот дом, который построил Джек».
На это раз дом был нарисован другой – двухэтажный, с крыльцом-портиком, который поддерживали две деревянные резные колонны, а сбоку была деревянная же башня аж в три этажа. Симпатичный такой домик. Дальше опять шли стихи, но дома рядом не было. И все тоже самое:
«Дом, который построил Джек, а вот страница, которая в темном чулане хранится в доме, который…» и так далее.
Синица, пшеница, страница… – старик определенно заговаривался, если можно так выразиться про человека, который вообще молчал четыре месяца. Надо пролистать тетрадь до конца и убрать подальше, нет сил наблюдать деградацию личности. Я вспомнила, как профессор, друг Валентина Сергеевича, бормотал со слезами на глазах: «Пропала, пропала голова», – и поняла, почему никто из сотрудников не навещал Валентина Сергеевича: им, кто знал его как человека блестящего ума, невыносимо было видеть его жалкого, потерянного, не сознающего, кто он. Так что там дальше про Джека?
«Вот коробка, в которой страница, которая в темном чулане хранится, в доме, который построил Джек».
Очень складно, не хуже, чем у Маршака. Я перевернула страницу.
«А вот ленивый и толстый пес без хвоста…»
Дальше были сплошные рисунки, изображающие Горация. Вот Гораций спит, положив голову на лапы, вот сидит, улыбаясь слюнявой мордой, а вот ест суп из здоровенной миски, вид сзади. Действительно, пес без хвоста, потому что тот симпатичный обрубочек, что у него сзади, хвостом считать нельзя.
И что мы имеем в итоге?
«А вот человек, одинокий и старый, Который гуляет с псом этим парой, Который совсем не имеет хвоста, Но по характеру очень неробкий. Интересуется желтой коробкой, В которой находится в папке страница, Которая в темном чулане хранится, В доме, который построил Джек».
И дальше опять пошли сплошные каракули. Я посидела еще немного, тупо пялясь в тетрадку, а потом пошла спать, предварительно запрятав ее подальше в ящик, решив, что подумаю над этим на свежую голову.
Разбудил меня телефонный звонок. Хорошо, что не в дверь ломятся, а то я уже привыкла, что покоя не дают. Телефон звонил настойчиво, и пришлось встать.
Звонила следователь, фамилия ее была Громова. Она требовала, чтобы я пришла к ней сегодня в два часа дня на предмет дачи свидетельских показаний о смерти Плойкиной Л. С.
– А сейчас сколько времени? – слабым голосом спросила я.
– Сейчас восемь тридцать, – железным голосом отчеканила следовательша. – Я специально позвонила пораньше, чтобы вы не ушли на работу.
Значит, этот козел Мехреньгин телефон следователю мой дал, а сказать, что я работаю дома, не удосужился. И теперь ни свет ни заря… Да ладно, все равно нужно вести на прогулку свое сокровище.