– Что ж вы сразу, барышня, не сказали, что ваше сообщение по эксу! – взвился Охтин. – Конечно, идемте скорей! Думаю, его благородие примет вас безотлагательно!
Он рванул вперед по коридору, но через пять шагов осадил, сообразив, что бежит в одиночестве. Оглянулся. Барышня так и стояла на прежнем месте, еще крепче, словно бы в порыве отчаяния, прижимая к себе муфточку. Глаза у нее… это уже были не глаза, а глазищи, полные такого ужаса, словно перед ней разверзались поистине бездны преисподние.
«Что-то здесь не то. Не то, не то… Возможно, страшно ей, – смекнул Охтин. – И хочет сообщить, и опасается, что налетчики узнают и отомстят».
Он немедленно отмерил пять шагов назад и снова оказался с ней рядом.
– Ничего не бойтесь, – прошептал, глядя прямо в испуганные глаза. – Ни-че-го. Ни единая душа не узнает о тех сведениях, которые вы нам сообщите. О вашем приходе – тоже. Конечно, вам бы лучше было нам телефонировать, мы б подъехали к вам на встречу, куда бы вы сказали.
– Что, сам господин Смольников подъехал бы? – со странной, горестной усмешкой спросила барышня.
– Ну, это вряд ли, – честно сказал Охтин. – Скорей всего, кто-то из агентов.
– С агентами я и говорить не стала бы, – покачала она головой, и шапочка даже не шелохнулась, а горестное выражение накрепко задержалось на лице…
«Что-то, воля ваша, здесь не то!» – опять подумалось Охтину. Дежурный в это время кашлянул, и он взглянул в его сторону.
– Извините, господин Охтин. Дозвольте обратиться. Вы сейчас к его благородию уйдете, видать, надолго, а у меня тут бумага, до вас касаемая, неподписанная который день лежит, еще с прошлого дежурства. Соблаговолите подписать, а? Вот здесь, в дежурке. Извините великодушно, барышня, одна минуточка только! – И он щелкнул перед незнакомкой каблуками, словно перед самим полицмейстером.
Охтин и глазом не моргнул, и бровью не повел. Последовал за унтером в дежурку, дивясь его изобретательности: нагородить столько ахинеи в одно мгновение да с таким естественным видом… Чтобы агент сыскного подписывал в дежурке какие-то бумаги?! Ну и артист же этот дежурный, как его… кажется, Началов его фамилия, ну, артист… Не Началов, а просто тебе Качалов или, к примеру, Мочалов…
Поддерживая навязанную мизансцену, Охтин склонился к столу, ткнул перо в чернильницу, что-то поцарапал по услужливо подсунутому листку, а между тем Началов, тыча толстый, с коротко подрезанным ногтем палец в этот листок, почти беззвучно выдохнул:
– Что-то здесь неладно, Григорий Алексеевич. С барышней неладно. Посматривайте! Дай бог, коли просто шалая, а то ведь как бы не начудила чего. Не прикажете ли задержать да обыскать?