Трижды громыхнуло – трое убитых повалились на песок.
Долго потом искали разбитного, хулиганистого сына старшего мастера формовочного цеха да двух молодых рабочих, шутов гороховых, его верных подпевал. Только зимой, когда озеро промерзло до дна, обмелев, обнаружились трупы… Ну а тех – или того? – кто прикончил парней, так и не нашли, как ни старались.
Горбунья как завороженная застыла в воде. Парень стоял, то рассматривая оружие, то бросая веселые взгляды на девчонку. Потом вскинул револьвер… Он хотел просто помахать: выходи из воды, мол, и ничего не бойся, однако она подумала, что настал ее черед быть убитой, лишилась со страху сознания и упала в воду. И немедленно начала тонуть.
Чертыхаясь на чем свет стоит, Мурзик полез в озеро – уж спасать так спасать, он ни одно дело не любил бросать незаконченным.
К счастью, горбунья не успела наглотаться воды и скоро открыла глаза. Парень в мокрой одежде стоял над ней. Глаза его синие сияли, усики над смеющимся ртом дрожали – чудилось, самую душу щекотали…
– Ну вот! – сказал он. – Наконец-то! Ты что ж тут шарашишься? Нашла где прогулки гулять!
Оказалось, что девчонка приехала в Сормово навестить больную тетку. Целый день мыла она и скребла ее домишко, а как стало смеркаться, умаявшись, пошла было ополоснуться в озерке, да наткнулась на трех негодяев. Пьяно хохоча над ее горбом, они решили избавить землю от уродины, сделать «доброе» дело.
– Я так просила отпустить меня, думала, Бог не слышит или я грешна, не стою спасения… Подумала: коли избавит Бог, уйду в монастырь. И тут же тебя Христос послал! – изумленно улыбаясь, бормотала горбунья. – Все, завтра же – в Кресто-Воздвиженскую обитель!
– Ты спятила, девка, – растерянно сказал Мурзик. – Как тебя зовут-то?
– Вера, – ответила она.
– Ну, когда так… – потупился он, понимая, что с таким именем для нее иной дороги просто не может быть.
С таким именем – и с таким горбом…
Однако Веру в обитель не взяли, постричь не согласились. Записали в мирские монахини – позволили носить одежду монашескую, но жить постановили дома. Приказали обиходить часовенку Варвары-мученицы и служить в ней – свечки продавать, крестики, собирать деньги на молебны во здравие, на поминанья, каноны читать. Так оно и повелось.
Вера продолжала навещать тетку. Иногда в Сормово приезжала и сестра ее Любаша, красота несказанная. Красивых девок Мурзик любил. И они его любили, однако с Любашей они отчего-то возненавидели друг дружку с первого взгляда, и напрасно пыталась Вера примирить их. Не ссорились, не лаялись они только ради Веры, которую Любаша любила пуще себя самой, а Мурзик… тот просто горбунью жалел. Верка-то в него влюбилась сразу, с одного взгляда, хоть и проклинала себя, что любит человека, который ради нее живые, пусть и грешные, жизни загубил. Много чего она потом еще про Мурзика узнала, однако по-прежнему горела к нему любовью, которую не смогло заглушить в ее душе даже рабское поклонение Единственному Жениху и Возлюбленному всех монашествующих дев.