– Кто это? – наконец не выдержав, спросила мать.
– Моя будущая жена, – коротко ответил Эрик.
Мать остолбенела, как громом пораженная.
– Где, где ты ее взял? – запинаясь, произнесла она после некоторого замешательства.
– Привез из Константинополя.
– Будто у нас девушек красивых нет! – укоризненно воскликнула мать. – Нужно было ездить за сто верст киселя хлебать!
Эрик про себя порадовался тому, что Лаура почти ничего не понимала по-русски. Она и сейчас вот-вот слезу пустит, а так вообще обревелась бы!
– Как тебя зовут? – доброжелательно спросила Хельга.
Эту фразу Лаура поняла и назвалась, прибавив к своему имени длинную греческую фразу.
– Она не говорит по-русски, – повернувшись к сестре, сказал Эрик.
– А на каком языке она говорит? – поинтересовалась Хельга.
– Лаура знает греческий.
– Она гречанка?
– Нет, она фряженка, но выросла в Константинополе.
Мать молча развернулась и направилась в глубину дома.
Эрик подтолкнул Лауру вперед и сам пошел следом. В большой палате, где обычно, еще до смерти отца собиралась семья, он помог Лауре снять шубу и усадил ее на лавку, а сам пошел искать мать.
К Лауре тут же подсела Хельга и начала что-то на пальцах ей втолковывать.
Мать Эрик обнаружил в верхней светелке, где она и Хельга проводили немало времени за рукоделием. Она стояла возле окна, забранного затейливой решеткой, и глядела куда-то вдаль, в грязно-серое небо, усердно поливающее землю мелким дождем.
– Мать, мне нужно поговорить с тобой, – произнес Эрик, подходя к ней.
– Чего тебе? – не оборачиваясь, спросила та.
– Не показалась тебе Лаура? – ответ Эрик уже знал, потому словно не спрашивал – утверждал.
– Зачем ты привез ее сюда? Ты ведь знал, что она не придется мне по душе. Ведь знал?
– Я догадывался, – признался Эрик. – Но я решил, что лучше будет привезти и показать ее, нежели хранить все от вас в тайне. Земля слухами полнится. Ты б узнала все от людей и хуже бы разобиделась...
– Кто она? Где ты ее взял? – продолжала допытываться Ирина.
– Я купил ее. Она невольница.
– Только этого не хватало! – ужаснулась мать. – Жениться на рабыне! Позор!
– Не вижу никакого позора, – оборвал ее Эрик. – А если ты не станешь говорить об этом всем и каждому, то никто и не узнает о том, что она невольница. Наш князь Владимир, говорят, тоже робичич...
– Ну и что, отныне всем закон вышел на рабынях жениться?
Эрик сжал зубы так, что желваки заиграли.
– Ты вот что, мать... Любить ее, принимать – не неволю. Но и обижать не дам. Я в возраст вошел, сам могу решать свою судьбу. Раз я привез ее сюда, значит, это действительно было мне нужно, и хватит об этом. Скажи лучше, как вы тут жили, пока меня не было?